Когда вы находитесь во власти эгоистического чувства - будь то радость, торжество, сладострастие, надежда или лютая скорбь, досада, гнев, страх, подозрительность, ревность, - то знайте, что вы очутились в когтях дьявола. Как очутились вы - это безразлично. Вырваться из них необходимо, но как - это опять-таки безразлично.

Ставить кому-либо памятник при жизни значит объявить, что нет надежды на то, что потомство его не забудет.

Эгоизм, вооруженный разумом, старается избегнуть своих же собственных дурных последствий, направляющихся против него самого.

Жениться - это значит наполовину уменьшить свои права и вдвое увеличить свои обязанности.

В практической жизни от гения проку не больше, чем от телескопа в театре.

Каждый ребенок отчасти гений, а каждый гений отчасти ребенок.

Самая дешевая гордость - это гордость национальная.

Государство - не что иное, как намордник для усмирения плотоядного животного, называющегося человеком, для придания ему отчасти травоядного характера.

Богатство подобно морской воде, от которой жажда тем больше усиливается, чем больше пьешь.

Каждое дитя до некоторой степени гений и каждый гений до некоторой степени дитя.

Истинная дружба - одна из тех вещей, о которых, как о гигантских морских змеях, неизвестно, являются ли они вымышленными или где-то существуют.

Человеческую жизнь нельзя, в сущности, назвать ни длинной, ни короткой, так как в сущности она именно и служит масштабом, которым мы измеряем все остальные сроки.

Самоубийца именно потому и перестает жить, что не может перестать хотеть.

С точки зрения молодости жизнь есть бесконечное будущее; с точки зрения старости - очень короткое прошлое.

Жизнь с точки зрения молодости - бесконечное будущее; с точки зрения старости - очень короткое прошлое.

Те, которые надеются стать философами путем изучения истории философии, скорее должны вынести из нее то убеждение, что философами родятся, так же, как и поэтами и притом гораздо реже.

Мое время и я - не соответствуют друг другу; это ясно.

Не будучи в состоянии обмениваться мыслями, люди перебрасываются картами.

Лицо человека высказывает больше и более интересные вещи, нежели его уста: уста высказывают только мысль человека, лицо - мысль природы.

Следует воздерживаться в беседе от всяких критических, хотя бы и доброжелательных, замечаний: обидеть человека - легко, исправить же его - трудно, если не невозможно.

Сигара может послужить хорошим суррогатом мысли.

Никого так ловко не обманываем мы и не обходим лестью, как самих себя.

Любовь, большая помеха в жизни.

Проповедовать мораль легко, обосновать ее трудно.

Не удивление, а недоумение и печаль суть начало философии.

В национальном характере мало хороших черт: ведь субъектом его является толпа.

Убогий человечек, не имеющий ничего, чем бы он мог гордиться, хватается за единственно возможное и гордится нацией, к которой он принадлежит.

Каждая нация насмехается над другой, и все они в одинаковой мере правы.

Все негодяи, к сожалению, общительны.

Кто не любит одиночества - тот не любит свободы.

Ставить кому-нибудь памятник при жизни значит объявить, что нет надежды на то, что потомство его не забудет.

Ты из себя должен понять природу, а не себя из природы. Это мой революционный принцип.

Жизнь и сновидения - страницы одной и той же книги.

Нет более прекрасного утешения для старца, чем видеть всю мощь своей молодости, воплощенной в трудах, которые не состарятся подобно ему.

Врач видит человека во всей его слабости, юрист - всей его подлости, теолог - во всей его глупости.

У толпы есть глаза и уши и немногое сверх этого.

Моя философия не дала мне совершенно никаких доходов, но зато избавила меня от очень многих трат.

То, что есть в человеке, бессомненно, важнее того, что есть у человека.

Каждый имеет для другого лишь то значение, какое тот имеет для него.

В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле.

Когда люди вступают в тесное общение между собой, то их поведение напоминает дикобразов, пытающихся согреться в холодную зимнюю ночь. Им холодно, они прижимаются друг к другу, но чем сильнее они это делают, тем больнее они колют друг друга своими длинными иглами. Вынужденные из-за боли уколов разойтись, они вновь сближаются из-за холода, и так - все ночи напролет.

Как животные лучше исполняют некоторые службы, чем люди, напр., отыскивание дороги или утерянной вещи и т. п., так и обыкновенный человек бывает способнее и полезнее в обыденных случаях жизни, чем величайший гений. И далее, как животные никогда собственно не делают глупостей, так и средний человек гораздо меньше делает их, нежели гений.

Люди подобны часовым механизмам, которые заводятся и идут, не зная зачем.

То, что людьми принято называть судьбою, является, в сущности, лишь совокупностью учиненных ими глупостей.

Объективно - честь есть мнение других о нашей ценности, а субъективно - наша боязнь перед этим мнением.

Нет лучшего средства для освежения ума, как чтение древних классиков; стоит взять какого-нибудь из них в руки, хотя на полчаса, - сейчас же чувствуешь себя освеженным, облегченным и очищенным, поднятым и укрепленным, - как будто бы освежился купаньем в чистом источнике.

Разложение внутреннего "Я", считавшегося доселе неразложимым, - на волю и познавание было столь же неожиданно, как разложение воды на водород и кислород; это поворотный пункт моей философии и вместе с тем начало строгого различения наглядного от абстрактного познания.

Индивидуум ничего не мог бы узнать о сущности мира, данного ему лишь как представление, если бы ему не было свойственно познавание, с помощью которого он узнает, что вселенная, бесконечно малую часть коей он сам составляет, одинакова по качеству с этой малой частью, близко известной ему как его внутренний мир. Таким образом, его собственное "я" дает ему ключ к разгадке мира.

Произведения всех действительно даровитых голов отличаются от остальных характером решительности и определенности и вытекающими из них отчетливостью и ясностью, ибо такие головы всегда определенно и ясно сознают, что они хотят выразить, - все равно, будет ли это проза, стихи или звуки. Этой решительности и ясности недостает прочим, и они тотчас же распознаются по этому недостатку.

ШОПЕНГАУЭР (Schopenhauer) Артур (22 февраля 1788, Данциг, ныне Гданьск — 21 сентября 1860, Франкфурт-на-Майне), немецкий философ-иррационалист. В главном сочинении «Мир как воля и представление» сущность мира («вещь в себе» И. Канта) и человека предстает как бессознательная «воля к жизни». «Освобождение» от мира — через сострадание, бескорыстное эстетическое созерцание, аскетизм — достигается в состоянии, близком буддийской нирване. Пессимистическая философия Шопенгауэра получила распространение в Европе со второй половине 19 века.
Детство и юность
Артур Шопенгауэр происходил из состоятельной купеческой семьи. Отец философа, Генрих Флорис Шопенгауэр (1747-1805), хотя и бывал неуравновешен (вспыльчив и склонен к депрессии), имел репутацию доброго, открытого, независимого в своих суждениях человека и честного коммерсанта. Его мать, Иоганна Генриетта Шопенгауэр (1766-1823), дочь сенатора Трозинера, обладала склонностью к изящным искусствам и занималась литературным творчеством (собрание ее сочинений составило 24 тома, 1830-31). В детстве будущий философ не получил систематического образования. Его отец, желая видеть в нем продолжателя своего дела, отправляет девятилетнего сына в Гавр, где Артур прожил два года в семье отцовского друга и партнера. После непродолжительного пребывания в гамбургской частной школе мальчика берут в путешествие по Европе в образовательных целях. Это путешествие убедило его не только в бесполезности изучения «одних только слов», но и в благотворности знакомства «с самими вещами». В 1805 Артур был отдан в крупную гамбургскую фирму для обучения торговому делу, к чему он вовсе не испытывал влечения. Однако после смерти отца (к нему Шопенгауэр-младший до конца своих дней питал чувство любви и благодарности за редкое счастье быть независимым и обеспеченным), мать позволяет сыну получить университетское образование. В 1809 он становится студентом-медиком Геттингенского университета, а через полгода, не оставляя изучения медицины, переводится на философский факультет, где с особым усердием штудирует Платона и Канта. С 1811 в Берлинском университете слушает лекции Ф. А. Вольфа по истории греческой и латинской литературы, Шлейермахера — по истории философии, Фихте — по философии; докторскую диссертацию «О четверояком корне закона достаточного оcнования» защитил в Йенском университете в 1813.
Зрелость. Главный труд
А. Шопенгауэр в молодости
В 1814, после разрыва с матерью, которой он так и не простил холодности к больному отцу, Шопенгауэр поселяется в Дрездене. Здесь он пишет трактат «О зрении и цвете» (1816) (по следам бесед с Гете, с которым он встречался в 1813-14 в Веймаре в литературном салоне своей матери), а в марте 1818 завершает работу над первым томом своего основного произведения «Мир как воля и представление». Судьба его первого издания (большая часть тиража пошла в макулатуру) глубоко разочаровала его. Вслед за этим Шопенгауэр терпит фиаско в преподавательской деятельности в Берлине (1820), его пробная лекция вызвала отрицательное отношение Гегеля.
С 1831 философ обосновывается во Франкфурте-на-Майне. Все написанное им в дальнейшем было лишь дополнением к первому тому основного произведения или его популяризацией. Несмотря на успех его последней работы («Парерга и паралипомена», 1851) и все возрастающую известность, Шопенгауэра не покидает чувство духовного одиночества. Тем не менее, он уверен в выдающемся значении и новизне своего труда.
«Мир как воля и представление»
Считая себя учеником Канта, Шопенгауэр исходит из того, что опыт, «мир явлений», дан человеку как его «представление», его априорные формы — пространство, время, причинность. Субъект и объект — это соотносительные моменты мира как «представление». Мир как «вещь в себе» предстает у Шопенгауэра как безосновная «воля», которая обнаруживается и в слепо действующей силе природы, и в обдуманной деятельности человека; разум — лишь инструмент этой «воли». Как «вещь в себе» воля едина и находится по ту сторону причин и следствий, однако в мире как «представлении» она проявляется в бесконечном множестве «объективаций». Ступени этой объективации (неорганическая природа, растение, животное, человек) образуют иерархическую целостность, отражающую иерархию идей (понимаемых в платоновском смысле) — «адекватных объективаций воли». Каждой объективации свойственно стремление к абсолютному господству. В живой природе и обществе воля проявляется в качестве «воли к жизни» — источника животных инстинктов и бесконечного эгоизма человека; всякий «осознает себя всей волей к жизни», тогда как все прочие индивиды существуют в его представлении как нечто от него зависящее, что выражается в непрерывной «войне всех против всех»; государство не уничтожает эгоизма, будучи лишь системой сбалансированных частных воль.
В противовес Лейбницу Шопенгауэр называл существующий мир «наихудшим из возможных», а свое учение — «пессимизмом». Мировая история не имеет смысла. Страдание — «наказание» за «первородный грех», вину обособленного существования. Преодоление эгоистических импульсов и обусловленного ими страдания происходит в сфере искусства и морали. В основе искусства —«незаинтересованное созерцание» идей, освобождающее субъект от власти пространства и времени и служение «воли к жизни». Высшее из искусств — музыка, имеющая своей целью уже не воспроизведение идей, а непосредственное отражение самой воли. Однако полное освобождение происходит только в сфере морали, на путях аскезы, умервщления желаний и страстей (здесь Шопенгауэр близок к буддизму и его концепции нирваны). В уникальном личном опыте со-страдания преодолевается иллюзорная граница между я и не-я и тем самым происходит «обращение» воли, переворот в самом бытии.
Критикуя язык современной ему школьной философии, Шопенгауэр стремился к простоте слога, образной наглядности и афористической четкости в изложении собственной философии (совершенству его стиля отдавали должное Жан Поль, Ф. Кафка, Т. Манн). Пессимистические и волюнтаристические мотивы его философии, его интуитивизм и моралистическая критика культуры получили отклик в философии жизни второй половины 19 — начала 20 вв.
Влияние его испытали в Германии Р. Вагнер, Э. Гартман, Ф. Ницше, Т. Манн и др., в России — Л. Толстой, А. Фет и др.