Что мы можем сказать о Боге? Ничего. Что мы можем сказать Богу? Все.

Можно шутить с человеком, но нельзя шутить с его именем.

Женщина, не забывающая Генриха Гейне в тот момент, когда в комнату входит ее возлюбленный, любит только Генриха Гейне.

Успех - это успеть.

Я не хочу иметь точку зрения. Я хочу иметь зрение.

ЦВЕТАЕВА Марина Ивановна (1892-1941), русская поэтесса. Дочь И. В. Цветаева. Романтический максимализм, мотивы одиночества, трагическая обреченность любви, неприятие повседневного бытия (сборники «Версты», 1921, «Ремесло», 1923, «После России», 1928; сатирическая поэма «Крысолов», 1925, «Поэма Конца», обе — 1926). Трагедии («Федра», 1928). Интонационно-ритмическая экспрессивность, парадоксальная метафоричность. Эссеистская проза («Мой Пушкин», 1937; воспоминания об А. Белом, В. Я. Брюсове, М. А. Волошине, Б. Л. Пастернаке и др.). В 1922-39 в эмиграции. Покончила жизнь самоубийством.
ЦВЕТАЕВА Марина Ивановна [26 сентября (8 октября)1892, Москва — 31 августа 1941, Елабуга, ныне Татарстан], русская поэтесса.
«Московское детство»
Родилась в московской профессорской семье: отец — И. В. Цветаев, мать — М. А. Мейн (умерла в 1906), пианистка, ученица А. Г. Рубинштейна, дед сводных сестры и брата — историк Д. И. Иловайский. В детстве из-за болезни матери (чахотка) Цветаева подолгу жила в Италии, Швейцарии, Германии; перерывы в гимназическом образовании восполнялись учебой в пансионах в Лозанне и Фрейбурге. Свободно владела французским и немецким языками. В 1909 слушала курс французской литературы в Сорбонне.
Становление поэта
Начало литературной деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов; она знакомится с В. Я. Брюсовым, оказавшим значительное влияние на ее раннюю поэзию, с поэтом Эллисом (Л. Л. Кобылинским), участвует в деятельности кружков и студий при издательстве «Мусагет». Не менее существенное воздействие оказали поэтический и художественный мир дома М. А. Волошина в Крыму (Цветаева гостила в Коктебеле в 1911, 1913, 1915, 1917).
В двух первых книгах стихов «Вечерний альбом» (1910), «Волшебный фонарь» (1912) и поэме «Чародей» (1914) тщательным описанием домашнего быта (детской, «залы», зеркал и портретов), прогулок на бульваре, чтения, занятий музыкой, отношений с матерью и сестрой имитируется дневник гимназистки (исповедальность, дневниковая направленность акцентируется посвящением «Вечернего альбома» памяти Марии Башкирцевой), которая в этой атмосфере «детской» сентиментальной сказки взрослеет и приобщается к поэтическому. В поэме «На красном коне» (1921) история становления поэта обретает формы романтической сказочной баллады.
Поэтический мир и миф
В следующих книгах «Версты» (1921-22) и «Ремесло» (1923), обнаруживающих творческую зрелость Цветаевой, сохраняется ориентация на дневник и сказку, но уже преображающуюся в часть индивидуального поэтического мифа. В центре циклов стихов, обращенных к поэтам-современникам А. А. Блоку, А. А. Ахматовой, С. Парнок, посвященных историческим лицам или литературным героям — Марине Мнишек, Дон Жуану и др., — романтическая личность, которая не может быть понята современниками и потомками, но и не ищет примитивного понимания, обывательского сочувствия. Цветаева, до определенной степени идентифицируя себя со своими героями, наделяет их возможностью жизни за пределами реальных пространств и времен, трагизм их земного существования компенсируется принадлежностью к высшему миру души, любви, поэзии.
«После России»
Характерные для лирики Цветаевой романтические мотивы отверженности, бездомности, сочувствия гонимым подкрепляются реальными обстоятельствами жизни поэтессы. В 1918-22 вместе с малолетними детьми она находится в революционной Москве, в то время как ее муж С. Я. Эфрон сражается в белой армии (стихи 1917-21, полные сочувствия белому движению, составили цикл «Лебединый стан»). С 1922 начинается эмигрантское существование Цветаевой (кратковременное пребывание в Берлине, три года в Праге, с 1925 — Париж), отмеченное постоянной нехваткой денег, бытовой неустроенностью, непростыми отношениями с русской эмиграцией, возрастающей враждебностью критики. Лучшим поэтическим произведениям эмигрантского периода (последний прижизненный сборник стихов «После России 1922-1925», 1928; «Поэма горы», «Поэма конца», обе 1926; лирическая сатира «Крысолов», 1925-26; трагедии на античные сюжеты «Ариадна», 1927, опубликована под названием «Тезей», и «Федра», 1928; последний поэтический цикл «Стихи к Чехии», 1938-39, при жизни не публиковался и др.) присущи философская глубина, психологическая точность, экспрессивность стиля.
Особенности поэтического языка
Свойственные поэзии Цветаевой исповедальность, эмоциональная напряженность, энергия чувства определили специфику языка, отмеченного сжатостью мысли, стремительностью развертывания лирического действия. Наиболее яркими чертами самобытной поэтики Цветаевой явились интонационное и ритмическое разнообразие (в т. ч. использование раешного стиха, ритмического рисунка частушки; фольклорные истоки наиболее ощутимы в поэмах-сказках «Царь-девица», 1922, «Молодец», 1924), стилистические и лексические контрасты (от просторечия и заземленных бытовых реалий до приподнятости высокого стиля и библейской образности), необычный синтаксис (уплотненная ткань стиха изобилует знаком «тире», часто заменяющим опускаемые слова), ломка традиционной метрики (смешение классических стоп внутри одной строки), эксперименты над звуком (в т. ч. постоянное обыгрывание паронимических созвучий (см. Паронимы), превращающее морфологический уровень языка в поэтически значимый) и др.
Проза
В отличие от стихов, не получивших в эмигрантской среде признания (в новаторской поэтической технике Цветаевой усматривали самоцель), успехом пользовалась ее проза, охотно принимавшаяся издателями и занявшая основное место в ее творчестве 1930-х гг. («Эмиграция делает меня прозаиком...»). «Мой Пушкин» (1937), «Мать и музыка» (1935), «Дом у Старого Пимена» (1934), «Повесть о Сонечке» (1938), воспоминания о М. А. Волошине («Живое о живом», 1933), М. А. Кузмине («Нездешний ветер», 1936), А. Белом («Пленный дух», 1934) и др., соединяя черты художественной мемуаристики, лирической прозы и философской эссеистики, воссоздают духовную биографию Цветаевой. К прозе примыкают письма поэтессы к Б. Л. Пастернаку (1922-36) и Р. М. Рильке (1926) — своего рода эпистолярный роман.
Конец пути
В 1937 Сергей Эфрон, ради возвращения в СССР ставший агентом НКВД за границей, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве, бежит из Франции в Москву. Летом 1939 вслед за мужем и дочерью Ариадной (Алей) возвращается на родину и Цветаева с сыном Георгием (Муром). В том же году и дочь и муж были арестованы (С. Эфрон расстрелян в 1941, Ариадна после пятнадцати лет репрессий была в 1955 реабилитирована). Сама Цветаева не могла найти ни жилья ни работы; ее стихи не печатались. Оказавшись в начале войны в эвакуации, безуспешно пыталась получить поддержку со стороны писателей; покончила жизнь самоубийством.

Стихотворения 1913-1916 годов

Идешь, на меня похожий, 
Глаза устремляя вниз. 
Я их опускала – тоже! 
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной 
И маков набрав букет, 
Что звали меня Мариной 
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь – могила, 
Что я появлюсь, грозя... 
Я слишком сама любила 
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже, 
И кудри мои вились... 
Я тоже была, прохожий! 
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий 
И ягоду ему вслед, – 
Кладбищенской земляники 
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо, 
Главу опустив на грудь. 
Легко обо мне подумай, 
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает! 
К весь в золотой пыли... 
– И пусть тебя не смущает 
Мой голос из-под земли.

3 мая 1913 года



Мне нравится, что вы больны не мной, 
Мне нравится, что я больна не вами, 
Что никогда тяжелый шар земной 
Не уплывет под нашими ногами. 
Мне нравится, что можно быть смешной – 
Распущенной – и не играть словами, 
И не краснеть удушливой волной, 
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится еще, что вы при мне 
Спокойно обнимаете другую, 
Не прочите мне в адовом огне 
Гореть за то, что я не вас целую. 
Что имя нежное мое, мой нежный, не 
Упоминаете ни днем, ни ночью – всуе... 
Что никогда в церковной тишине 
Не пропоют над нами: аллилуйя!
Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня – не зная сами! – 
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у нас над головами,–
За то, что вы больны – увы! – не мной,
За то, что я больна – увы! – не вами!

3 мая 1915 года


Стихи к Блоку
1
Имя твое – птица в руке, 
Имя твое – льдинка на языке. 
Одно-единственное движенье губ. 
Имя твое – пять букв. 
Мячик, пойманный на лету, 
Серебряный бубенец во рту.
Камень, кинутый в тихий пруд, 
Всхлипнет так, как тебя зовут. 
В легком щелканье ночных копыт 
Громкое имя твое гремит. 
И назовет его нам в висок 
Звонко щелкающий курок.
Имя твое, – ах, нельзя!– 
Имя твое – поцелуй в глаза, 
В нежную стужу недвижных век, 
Имя твое – поцелуй в снег. 
Ключевой, ледяной, голубой глоток. 
С именем твоим – сон глубок.

15 апреля 1916 года


5
У меня в Москве – купола горят, 
У меня в Москве – колокола звонят, 
И гробницы, в ряд, у меня стоят,– 
В них царицы спят и цари.
И не знаешь ты, что зарей в Кремле 
Легче дышится – чем на всей земле! 
И не знаешь ты, что зарей в Кремле 
Я молюсь тебе – до зари.
И проходишь ты над своей Невой 
О ту пору, как над рекой-Москвой 
Я стою с опущенной головой, 
И слипаются фонари.
Всей бессонницей я тебя люблю, 
Всей бессонницей я тебе внемлю – 
О ту пору, как по всему Кремлю 
Просыпаются звонари.
Но моя река – да с твоей рекой, 
Но моя рука – да с твоей рукой 
Не сойдутся, Радость моя, доколь 
Не догонит заря – зари.

7 мая 1916 года

Стихотворения 1933-1934 годов
Стол
5
Мой письменный верный стол! 
Спасибо за то, что, ствол 
Отдав мне, чтоб стать – столом. 
Остался – живым стволом!
С листвы молодой игрой 
Над бровью, с живой корой, 
С слезами живой смолы, 
С корнями до дна земли!

17 июля 1933 года



Вскрыла жилы: неостановимо, 
Невосстановимо хлещет жизнь. 
Подставляйте миски и тарелки! 
Всякая тарелка будет – мелкой, 
Миска – плоской.
Через край – и мимо 
В землю черную, питать тростник. 
Невозвратно, неостановимо, 
Невосстановимо хлещет стих.

6 января 1934 года