Кто несчастье твердо сносит, счастье твердо для того.

ПЛАВТ (Plautus) Тит Макций (сер. 3 в. до н. э. — ок. 184), римский комедиограф. Перерабатывая новую аттическую комедию в стиле карикатуры и буффонады, создал характеры-маски в стихотворных комедиях «Ослы», «Горшок», «Хвастливый воин» и многих других.

Из комедии «Привидение» Плавта
Тит Макций ПЛАВТ «ПРИВЕДЕНИЕ»

Сцена вторая

Филолахет
Давно уж и много случалось мне думать,
И много мне в голову мыслей приходит,
И в сердце (имею ли только я сердце?)
Обдумывал долго вопрос сам с собою:
Как только на свет человек появился,
Чему бы возможно его уподобить?
И это уж открыл я!
С рожденья похож человек на недавно
Отстроенный дом. Но вам кажется это
Неправдоподобным? Так я вам представлю
Доказательства, вас постараюсь уверить.
Конечно, со мной согласитесь сейчас же,
Слова мои выслушав, в том убежден я,
Не скажете сами об этом иначе,
А так, как говорю я.
Вот доводы, слушайте только. Хочу я,
Чтоб вместе со мною вы знали все дело.
Готово, отделано здание дома
Отлично, по линейке,
И хвалят все строителя, берут себе
в пример его,
И сделать всяк себе готов такой же дом
любой ценой.
Но плохой в дом жилец вселится: грязен сам
И ленив, слуги с ним вялые, грязные.
И дому вред наносится уж тем, что плох уход
за ним
И такой част конец! Буря вдруг налетит,
Крыша вся, водосток сломаны! Господин
Сделать вновь ленится.
Хлынет дождь проливной, по стенам течь
насквозь,
И гниют балки, труд мастера гибнет весь.
Вот уж дом для житья хуже стал. Но вины
Мастера в этом нет никакой. Ведь у нас
Очень част такой обычай: где починки есть
на грош,
Там мы ждем, не трудясь, до тех пор, как
совсем
Стены рухнут, и придется дом весь строить
заново.
Вот что я сказал о доме. А теперь хочу я вам
Разъяснить, какое сходство есть у человека
с ним.
Во-первых, родители — вот кто строитель,
Они для детей воздвигают фундамент,
Выводят, старательно ставят все скрепы
На всеобщее благо, народу в пример.
Ни сил не жалеют своих, ни достатка.
Расход не в расход для себя полагают,
Отделка — ученье наукам, законам,
Труды, издержки снова.
А все затем, чтоб дети их могли служить
в пример другим.
Когда ж идти на службу им военную,
кого-нибудь
Опорой из родни дают.
Тогда из рук строительских выходят,
а прослужат год,
То видно уж на опыте, постройка хороша ль
была?
Так-то вот я и сам дельным был, честным
был
До тех пор, как в руках был своих мастеров,
А потом, только лишь стал своим жить
умом,
Я вконец тотчас же погубил весь их труд.
Лень пришла. Мне она сделалась бурею,
И ее тот приход мне принес град и дождь.
Честность всю, доблесть он
Сбил с меня, прочь сорвал тотчас же.
А потом
Вновь себе их вернуть — этим я пренебрег.
И вслед за тем любовь пришла, как дождь,
проникла в грудь мою
Прошла до самой глубины и промочила сердце
мне.
И меня вместе с тем бросили слава, честь,
Деньги, доблесть, и для жизни стал гораздо
хуже я.
И балки здесь от сырости гниют, и дома,
кажется,
Мне своего не починить, чтоб весь он
не обрушился:
Погиб фундамент, и никто не может больше
мне помочь.
В сердце боль: знаю я, чем я стал, чем
я был:
Молодых всех людей, как гимнаст,
превзошел.
Диск, копье, бег, езда — было все мне
легко.
Так я жил хорошо.
Образцом моя служила твердость, бережливость
всем.
Люди лучшие желали у меня учиться им.
А теперь уже ничто я, и по собственной вине.

Плавт (Тит Макций Plantus) — гениальный поэт; важнейший представитель римской комедии. Род. в 254 г. до Р. Хр. (500 по основании Рима), в умбрской деревне Сарсине. Приехав в молодые годы в Рим, он поступил служителем в труппу актеров, где и получил, так сказать, драматическое образование. На заработанные деньги он пустился в торговлю, в которой потерял все состояние, и, возвратившись в Рим, ради куска хлеба поступил на службу к мельнику. Здесь он написал три комедии, которые продал на сцену; этим началась его литературная деятельность. Умер он двадцать лет спустя после Невия, своего предшественника в области римской комедии, в 184 г. до Р. Хр. (570 по основанию Рима). Таковы сведения, доставляемые о П. частью Геллием, частью Цицероном, частью Иepoнимом. Он написал по крайней мере двадцать одну комедию, которые, за исключением последней, представляющей один отрывок, в более или менее полном виде дошли и до нас. Но еще в древности был спор, сколько собственно П. написал комедий, так как сам он не составил сборника их, а под его именем, в виду его популярности, ходило не мало чужих пьес. По словам Геллия (III, 3), число всех комедий, ходивших с именем П., было около 130, но никто не считал все эти комедии подлинными. Одни сводили число подлинных комедий П. на сто, другие — на сорок, Элий Стилон, учитель Варрона — на 25, а сам Варрон за несомненно подлинные считал всего только 21 — те самые пьесы, которые и нам известны. Вопросом этим в новое время всего больше и с наибольшею компетентностью занимался Ричль, в своем труде «Parerga zu Plautus und Terenz» (Лейпциг, 1848). Пьесы П. дошли до нас одни лучше, другие хуже сохранившиеся. До половины настоящего столетия текст их мало отвечал тому языку, каким они были писаны их автором. Средневековые переписчики рукописей, не знакомые с языком VI столетия Рима, не зная правописания того времени и совершенно не понимая плавтовой просодии и метрики, коверкали слова по произволу. Это искажение текста неподражаемого римского комика шло все увеличиваясь и достигло крайнего предела в эпоху итальянского Возрождения, когда, желая придать тексту комедий более подходящий, с точки зрения того времени, вид, ученые производили в нем не только всевозможные изменения в словах, но делали в тексте пьесы перестановки, сокращения и даже снабжали его собственными вставками. Число таких рукописей было очень велико, и они были положены в основу первых печатных изданий. Хотя впоследствии, при помощи некоторых более древних рукописей, текст П. был освобожден от грубых искажений, но все-таки он не был текстом комедий, как они вышли из рук автора или, по крайней мере, как они давались на сцене в древности; даже в лучших средневековых списках (Cod. Vetus — XI стол., Cod. Decurtatus — XII стол.) текст был уже сильно подновлен. Настоящий переворот был произведен в 1815 г. сделанным Анджело Май, в милавской библиотеке, открытием палимпсеста, в котором, под библейским текстом средних веков, скрывался текст плавтовых комедий, принадлежащий древности. За разработку этого палимпсеста, попорченного Анджело Маи, взялся еще в 30-х годах Ричль, которому, благодаря тщательному изучению просодии и метрики П., а равно при помощи уцелевших древних форм в других рукописях и в надписях, удалось, на основе текста палимпсеста (на сколько он мог быть при помощи химических средств разобран) восстановить текст значительного числа плавтовых комедий, приблизительно в том виде, в каком они давались на сцене еще во время республики. Таково было его издание одиннадцати комедий П. (1848 — 1853). Все предыдущие издания в отношении к 11-ти комедиям, для восстановления которых палимпсест давал достаточные данные, были изданием Ричля как бы устранены, а для издания текста остальных комедий была проложена дорога, по которой и пошли как ближайшие ученики знаменитого филолога, так и все остальные научно образованные издатели. Издание самого палимпсеста, сделанное в 1890 г. (Берлин) Штудемундом, еще более облегчило работу восстановления текста П. Содержание своих комедий П. брал не из римского, а из греческого мира: римские сюжеты для комедий в эпоху господства знати (оптиматов) не допускались. Поэтому и П., и Теренций, и другие комики VI стол. Рима одевали своих действующих лиц в греческий плащ (pallium); отсюда название соmoedia или fabula palliata (комедия плаща). Впрочем, не только одежда, но и место действия, и имена действующих лиц в этих комедиях были греческие;. сами нравы, которые осмеивались в пьесе, были также греческие или должны были казаться такими. При таких условиях было естественно, что римские авторы комедий не выдумывали сами сюжетов, а прямо брали их из греческого репертуара, представлявшего неисчерпаемый источник, особенно у представителей так назыв. новой аттической комедии — Менандра, Дифила; Филемона, Аполлодора и др. Римские комики брали у греческих не сюжеты только, а самое содержание, со всеми действующими лицами и их обстановкой. Так поступал и П.; только он не переводил оригинал и не следовал за ним рабски, как другие, а обрабатывал его по своему и налагал такую яркую печать своего индивидуального таланта на переделываемую пьесу, что его произведение могло назваться оригинальным. Типы новой аттической комедии были общими нравственными типами; они имели лишь ту античную подкладку, которая в основе была общей как для греческой, так и для латинской жизни. Это обстоятельство позволило П., под видом греческих действующих лиц, выводить на сцену явления римской жизни, и так как П., сам вышедший из народа, прекрасно знал народную жизнь и для изображения ее употреблял язык, который прямо брал с рынка и улицы, то его пьесы получали как бы народный характер, какого вовсе не имели составленные на основании того же материала пьесы Теренция и Цецилия, двух других важнейших представителей грекоподражательной комедии в Риме. Оба эти писателя, стоя ближе к греческим оригиналам, старались угодить более развитому вкусу высших классов общества. П. писал свои пьесы для народа и был неподражаем в искусстве рисовать известные каждому типы прихлебателей, торговцев рабынями для разврата, сводниц, публичных женщин, хвастливых солдат, плутов-рабов и других представителей низших слоев населения. Народ как бы забывал, что сюжеты комедий П. взяты из греческого репертуара, и смотрел на проходившие перед ним уморительные сцены с неослабным интересом. тогда как он нередко убегал из театра во время представления пьес Теренция, чтобы смотреть на канатных плясунов или на бой гладиаторов, и заставлял, таким образом, прекращать представление на половине. Успех П, на римской сцене был громаден, чем и объясняется стремление театральных антрепренеров выдавать впоследствии за Плавтовы пьесы, писанные не им. Успех этот был заслужен. П. обладал комическим дарованием, как никто другой в римской комедии. Ни у кого из римских комиков не было такого неистощимого остроумия и такой живости изображения, такой чарующей свежести языка. По выражению Элия Стилона, филолога республиканской эпохи, «если бы музы заговорили по-латыни, они стали бы говорить языком П. «. Не все пьесы П. обнаруживают одинаковую высоту драматического искусства и комического гения; есть между ними и слабые, напр. «Asinaria» и «Casina», составленные по Дифиловым комедиям, или «Mercator», составленная по Филемоновой пьесе того же названия (EmporoV). В них слишком много шаржа и грубой нескромности; это, вероятно, и было причиною того, что, напр., «Сasina» была подвергнута театральной переделке и является укороченною. Не к лучшим пьесам П. относится и «Curculio» (название по имени паразита), что, быть может, отчасти зависело и от слабости оригинала. Но за то такие пьесы, как «Aulularia», по которой Мольер составил своего «Скупого», как «Captivi», которую Лессинг считал лучшею из всех комедий, когда-либо появлявшихся на сцене, и которая отличается отсутствием всякого неприличия, как «Epidicus», любимая пьеса самого П., как «Menaechmi», увлекшая своим остроумием даже Шекспира, как «Menaechmi», хорошо скомпонованная и остроумная пьеса, нашедшая подражателей в лице Реньяра, Аддисона, Детуша и др., как «Pseudolus», необыкновенно комическая пьеса, как «Trinummus», составленная по Филемоновой QhsauroV; и нашедшая подражателя в лице Лессинга («Schatz»), как трагикомедия «Аmphitruo», имевшая подражателей в лице Боккаччо, Камоэнса, Мольера и др. — всегда останутся перлами комического жанра во всемирной литературе. Многие из этих пьес переведены на русский язык, и некоторые — вполне удовлетворительно, напр. «Aulularia», Мемн. И. Петровским, под заглавием « Кубышка», в «Журн. Мин. Нар. Пр. « (1888), и Фетом, под заглавием «Горшок» (М., 1891); «Epidicus» — Петровским (Казань, 1884); «Меnaechmi — Холодняком. под заглав. «Близнецы» (в «Журн. Мин. Нар. Пр. «, 1887); «Miles gloriosus» — Шестаковым в «Пропилеях», III), «Casina» — Котеловым (СП б., 1897). Новейшее критическое издание всех комедий П. принадлежит Лео (Берл., 1895 — 1896). Кроме продолжения и обновления Ричлева издания его учениками Леве, Гецом и Шеллем и прекрасного editio minor Геца и Шелля (Лпц., 1893 — 96), есть еще не мало превосходных изданий отдельных комедий, с обстоятельными предисловиями, в литературах немецкой, французской и английской: для «Аmphitruo» — издание Гавэ (П.,1865), для «Mostellaria» — Лоренца (Берл. 1866), для «Trinummus» — Брикса-Нимейера (Лпц., 1888), для «Rudens» — Зонненштейна (Оксфорд, 1891)и др. Ученая разработка всех вопросов, касающихся П.; принадлежит по преимуществу Ричлю и сосредоточена во 2, 3 и отчасти 5 томах его «Opuscula Philologica» (Лпц., 1868 — 1879). Cм. Модестов, «Плавт и его значение в университетском преподавании» (в «Журн. Мин. Нар. Просв.», 1878).