Я хорошо знаю, что подобен всем другим, я не лучше других и не более ценен, нежели они; я - лишь маленький завиток пены на гребне волны, уходящей в мгновение ока в безбрежность природы и человечества. Кем тебе быть, не решил? Вскоре ты станешь ничем !

Не могу жить ни с тобой, ни без тебя.

Многие хвалят одни книги, но читают все же другие.

МАРЦИАЛ (Martialis) (ок. 40 — ок. 104), римский поэт. Эпиграммы Марциала (15 кн.) отличаются меткостью и остроумием.
МАРК ВАЛЕРИЙ МАРЦИАЛ. ЭПИГРАММЫ
КНИГА ЗРЕЛИЩ

Книга I
Надеюсь, в своих книжках держался я такой меры, что всякий, кто правильно о себе судит, не может на них пожаловаться, потому что они, подшучивая даже над самыми незначительными лицами, сохраняют к ним уважение, в то время как древние сочинители не соблюдали этого и злонамеренно пользовались именами не только рядовых, но и важных лиц. По мне, пусть дешевле стоит моя слава и ниже всего ценится мое дарование, но пусть не будет у прямодушных наших шуток неприязненного толкователя, и пусть он не записывает моих эпиграмм: бесчестно поступает тот, кто изощряет свое остроумие на чужой книге. Игривую правдивость слов, то есть язык эпиграмм, я бы стал оправдывать, если бы первый подал пример ее, но так пишет и Катулл, и Марс, и Педон, и Гетулик, и каждый, кого читают и перечитывают. Если же кто окажется настолько чванным и брезгливым, что, по нему, ни на одной странице нельзя выражаться по-латыни, он может удовольствоваться этим предисловием, а то, пожалуй, и заглавием. Эпиграммы пишутся для тех, кто привык смотреть на игры в честь Флоры. Пусть не входит в наш театр Катон, а коль уж вошел, пусть смотрит. Мне кажется, я вправе заключить мое предисловие стихами:
Коль ты об играх в праздник резвой знал Флоры,
О шутках легких и о вольности черни,
Зачем в театр явился ты, Катон строгий?
Иль только для того вошел, чтоб вон выйти?

1
Вот он, тот, кого вновь и вновь читаешь,—
Марциал, по всему известный свету
Эпиграммами в книжках остроумных:
Славой той, какой, ревностный читатель,
Наделил ты живого и в сознанье,
Даже мертвый поэт владеет редко.

30
Был костоправом Диавл, а нынче могильщиком
стал он:
Начал за теми ходить, сам он кого уходил.

54
Если, Фуск, у тебя есть место в сердце,—
Ведь друзья у тебя там отовсюду,—
Мне, прошу, уступи ты это место
И меня, хоть я новый, не гони ты!
Ведь и старые все такими были.
Ты за тем лишь смотри, чтоб каждый новый
Стать когда-нибудь мог старинным другом.

64
Ты мила — нам известно, дева, правда,
Ты богата — никто не станет спорить;
Но коль хвалишься слишком ты, Фабулла,—
Не мила, не богата и не дева.

110
Ты мне пеняешь, Велокс, что длинны мои
эпиграммы.
Сам ты не пишешь совсем: право, короче
нельзя!


Книга II
1
Больше трехсот эпиграмм могла бы ты вынести,
книга,
Но кто бы вынес тебя, кто бы прочел до
конца?
Вот и узнай, каковы коротенькой выгоды
книжки:
Первое, — что на нее меньше бумаги идет,
А во-вторых, что за час окончит ее переписчик,
Да и не только на вздор употребит его мой,
В-третьих же, коль у тебя найдется где-то
читатель,—
Пусть до конца ты плоха, не надоешь ты ему.
И за столом тебя раньше прочтут, разбавивши
кубки,
Чем начнет остывать чаша с горячим вином.
Думаешь ты, что успех обеспечит тебе эта
краткость?
Многим, увы, и такой будешь ты слишком
длинна!

82
Что распинаешь раба, язык ему вырезав,
Понтик?
То, о чем он замолчал, весь разглашает
народ.


Книга III
43
Корчишь, Летин, из себя ты юношу; волосы
крася,
Вороном сделался ты, только что лебедем
быв.
Всех не обманешь, поверь; что ты сед,
Прозерпине известно,
И у тебя с головы сдернет личину она.

24
Всех до одной, Фабиан, схоронила подруг
Ликорида:
Вот бы с моею женой ей подружиться теперь!


Книга V
58
Завтра, как говоришь, поживешь ты, Постум, все
завтра.
Завтра-то это когда ж, Постум, наступит,
скажи?
Как далеко это завтра? Откуда нам взять его
надо?
Может быть, скрыто оно в землях парфян
и армян?
Завтра ведь это — уже Приама иль Нестора
сверстник.
Сколько же стоит, скажи, завтра-то это твое?
Завтра ты поживешь? И сегодня-то поздно жить,
Постум:
Истинно мудр только тот, Постум, кто пожил
вчера.


Книга VI
53
В баню он с нами ходил, пообедал веселый, и все
же
Рано поутру найден, мертвым был вдруг
Андрагор.
Просишь, Фавстин, объяснить неожиданно
смерти причину?
Да Гермократа-врача видел он ночью во сне.


Книга X
8
Замуж идти за меня очень хочется Павле, но
Павлы
Я не желаю: стара. Старше была б,— захотел.

31
Продал вчера своего за двенадцать тысяч раба
ты,
Чтоб пообедать разок, Каллиодор, хорошо.
Но не хорош твой обед: в четыре фунта барвена
Блюдом была основным и украшеньем стола.
Хочется крикнуть тебе: «Негодяй, это вовсе не
рыба:
Здесь человек! А ты сам, Каллиодор,
людоед!»

47
Вот что делает жизнь вполне счастливой,
Дорогой Марциал, тебе скажу я:
Не труды и доходы, а наследство;
Постоянный очаг с обильным полем,
Благодушье без тяжб, без скучной тоги,
Тело, смолоду крепкое, здоровье,
Простота в обращении с друзьями,
Безыскусственный стол, веселый ужин,
Ночь без пьянства, зато и без заботы,
Ложе скромное без досады нудной,
Сон, в котором вся ночь как миг проходит,
Коль доволен своим ты состояньем,
Коли смерть не страшна и не желанна.

74
Устал ходить я на поклоны! Рим, сжалься
Ты над клиентом! Долго ль мне еще надо,
Толкаясь в свите между бедняков в тогах,
Свинчаток сотню получать за день целый,
Коль победитель Скорп за час один веских
Берет мешков пятнадцать с золотом ярким?
Не надо мне в награду за мои книжки —
Ведь грош цена им! — апулийских всех пастбищ;
Ни хлебородный Нил не манит нас с Гиблой,
Ни грозд сетинский нежный, что с высот горных
В помптинские болота топкие смотрит.
Чего ж мне надо, спросишь? Да поспать вволю!


Книга XI
3
Рад Пимплеиде моей не один только Город
досужий,
И не для праздных ушей я сочиняю стихи.
Нет, и в морозном краю у гетов, под знаменем
Марса,
Книгу мусолит мою центурион боевой.
Наши стихи, говорят, напевают в Британии
даже —
Что мне? Не знает о том вовсе мой тощий
кошель.
Ну а какие бы мог писать я бессмертные свитки,
Что за сражения петь на пиэрийской трубе,
Если бы нам божества вернули Августа с неба
И Мецената они, Рим, даровали тебе!

66
Ты обманщик, Вакерра, и доносчик,
Клеветник ты и выжига, Вакерра,
И подлец, и разбойник. Удивляюсь,
Почему же без денег ты, Вакерра?

67
Ты ничего не даешь мне при жизни, сулишь
после смерти.
Коль не дурак ты, Марон, знаешь, чего
я хочу.


Книга XII
23
Зубы и кудри себе, бесстыдница, ты покупаешь,
Но у кого же ты глаз, Лелия, купишь себе?

29 (26)
Ты шестьдесят поутру обиваешь порогов,
сенатор,
Я же при этом кажусь всадником праздным
тебе,
Из-за того, что ни свет ни заря не бегу я по
Риму
И поцелуев домой тысячи я не тащу.
Все это делаешь ты, чтобы консулом стать,
чтобы править
Иль нумидийцами, иль в Каппадокийской
земле.
Я же, кого ты вставать заставляешь, лишь
я разоспался,
Переносить и терпеть улицы грязь на заре,
Жду я чего? Раз нога вылезает из обуви рваной,
И неожиданно дождь мочит меня проливной,
И не приходит на зов ко мне раб, мое платье
унесший,
И, наклоняясь, слуга на ухо мерзлое мне
Шепчет: «Сегодня тебя на обед приглашает
Леторий!».
В двадцать сестерциев? Нет, лучше, по мне,
голодать,
Если мне плата — обед, тебе же — провинция
плата,
Если за то же, что ты, я получаю не то!