Король должен помнить три вещи: что он управляет людьми, что он обязан управлять ими согласно с законами, что он не вечно будет управлять.

Нет худшего зла, чем дурная женщина, и лучшего блага, чем хорошая.

Не умершего следует вам оплакивать, а рождающегося для тяжкой борьбы с невзгодами жизни.

Когда двое говорят и один из них сердится, - тот кто уступает - умнее.

Истинное мужество - осторожность.

О Зевс! Зачем ты дал людям верные признаки отличать настоящее золото от поддельного, тогда как у человека нет на теле ни одной приметы, по которой можно было бы узнать мерзавца.

Люди не могли бы жить, если бы боги не дали бы им дара забвения.

Существует ли более сильное и более мучительное страдание, чем бегство из родной страны?

От малой искры до пожара Людей язык доводит...

ЕВРИПИД (лат. Euripides, греч. Еврипидис), (около 480, остров Саламин — 406 до н.э., Пелла, Македония), древнегреческий драматург.
Большую часть жизни Еврипид прожил на Саламине. Он происходит из зажиточной семьи и впервые выступил в афинском театре в 455, первую победу в состязаниях трагических поэтов одержал в 441 году. В течение всей жизни Еврипид одержал четыре таких победы, пятая ему была присуждена посмертно. После 408 года по приглашению македонского царя Архелая он переехал в Пеллу, где и умер.
Еврипид написал 92 драмы, из которых до нас дошли полностью 17 трагедий и сатировская драма Киклоп. Часть остальных произведений известна во фрагментах. Почти все сохранившиеся трагедии написаны во время Пелопоннесской войны 431-404 годов, что нашло отражение в их содержании. В первое десятилетие войны в трагедиях «Гераклиды» (ок. 430), «Андромаха» (ок. 425-423), «Гекуба» (ок. 424), «Просительницы» (ок. 422-420) драматург на мифологическом материале рисует Афины защитницей слабых и гонимых, а Спарту коварным захватчиком. Позднее, в трагедии Еврипида «Троянки» (415) прозвучал протест против войны вообще. Вместе с тем, в своих произведениях Еврипид рассуждает о судьбе человека и роли в ней богов, ценности человеческих поступков, разумности устройства общества, положении рабов и женщин. Эти проблемы в то время широко обсуждались в Афинах, прежде всего в кругу софистов. Интерес к общественной мысли создал Еврипиду репутацию «философа на сцене».
Творчество Еврипида, сложившееся в годы кризиса афинской демократии, отличается резко критическим отношением к мифологическим, этическим и другим традиционным нормам. Широко вводит в драматическое действие рассудочные — в духе софистов — интонации философского диспута или судебных прений, соединяя крайний рационализм с психологизмом, доходящим до интереса к патологическому (в «Вакханках» и особенно в «Геракле»).
«Медея» (фреска из Помпей)
В отличие от своих великих предшественников Эсхила и Софокла, Эврипид не верит в разумное устройство мира, герои его трагедий не находят опоры в нравственных аксиомах. В «Медее» (431) желание героини отомстить изменившему мужу ценой гибели собственных детей становится источником ее душевного кризиса. Трагедии «Андромаха», «Электра» (ок. 413), «Орест» (408) являются примерами дегероизации Еврипидом древнегреческих мифов. В позднем творчестве Еврипид создает ряд трагедий интриги («Елена», 412; «Ифигения в Тавриде», ок. 414; «Ион», ок. 412-408; «Орест»), в которых человек отдан на волю случая и предоставлен игре страстей. Сюжетные мотивы, которые Еврипид использовал в трагедиях интриги (встреча ранее разлученных родственников, опознание подброшенного ребенка, насилие над девушкой) впоследствии получили развитие в поздней античной литературе. Еврипиду свойственно необычное для античной трагедии усиление бытового элемента, интерес к частным судьбам людей («Медея», «Ипполит»).
Еврипид внес в древнегреческую трагедию образ героя, вступающего в действие не с уже сложившимся решением, а испытывающего душевное противоборство между чувством и нормами поведения. Он усилил в трагедиях бытовой элемент, проявил интерес к частным судьбам людей. Еврипид обновил драматические средства, ввел в свои пьесы монодии (сольные песни), которые выражали высшее напряжение чувств героя и агоны (диалог-состязание), подвергавшие логическому анализу позицию того или иного персонажа. Язык пьес Еврипида близок к разговорному (особенно в «Киклопе»), его трагедии отличают богатые словесные оттенки. Еще больше по сравнению с предшествениками Еврипид сокращает значение хора, песни которого почти не участвуют в развитии сюжета. Композиция пьес достаточно разнообразна: действие может быть сосредоточено как вокруг главного героя («Медея»), так и вокруг двух персонажей противопоставленных по отношению к жизненным ценностям («Ипполит», 428); трагедии могут состоять из двух отдельных частей, объединенных судьбой одного героя («Гекуба»; «Геракл», ок. 420), иметь эпизодическую структуру («Троянки»; «Финикинянки», ок. 411-409); драмы последнего периода построены из примерно одинаковых блоков, симметрично группирующихся вокруг центральной сцены («Ифигения в Тавриде»; «Елена»; «Ион», ок. 412-408). Драматург оказал влияние на Менандра, трагедии Сенеки Младшего, а через них — на европейскую драматургию.
Еврипид (статья из «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона»)

Из трагедии «Медея»
ЕВРИПИД. «МЕДЕЯ»

ПЕРВЫЙ ЭПИСОДИЙ

Медея (к хору)
О дочери Коринфа, если к вам
И вышла я, так потому, что ваших
Упреков не хочу. Иль мало есть
Прослывших гордецами оттого лишь,
Что дом милей им площади иль видеть
Они хотят иные страны. Шум
Будь людям ненавистен, и сейчас
Порочными сочтут их иль рукою
Махнувшими на все. Как будто суд
Глазам людей принадлежит, и смеем
Мы осудить, не распознав души,
Коль человек ничем нас не обидел.
Уступчивым, конечно, должен быть
Меж вас чужой всех больше, но и граждан
Заносчивых не любят, не дают
Они узнать себя и тем досадны...
Но на меня, подруги, и без вас
Нежданное обрушилось несчастье.
Раздавлена я им и умереть
Хотела бы — дыханье только мука:
Все, что имела я, слилось в одном,
И это был мой муж, и я узнала,
Что это муж — последний из людей...
...............................................
Да, изо всех, кто дышит и кто мыслит,
Нас, женщин, нет несчастней. За мужей
Мы платим — и недешево. А купишь,
Так он тебе хозяин, а не раб.
И первого второе горе больше.
А главное, берешь ведь наобум:
Торочен он иль честен, как узнаешь?
А между тем уйди — тебе ж позор,
И удалить супруга ты не смеешь.
И вот жене, вступая в новый мир,
Где чужды ей и нравы и законы,
Приходится гадать, с каким она
Созданьем ложе делит. И завиден
Удел жены, коли супруг ярмо
Свое несет покорно. Смерть иначе!
Ведь муж, когда очаг ему постыл,
На стороне любовью сердце тешит,
У них друзья и сверстники, а нам
В глаза глядеть приходится постылым.
Но говорят, что за мужьями мы,
Как за стеной, а им, мол, копья нужны.
Какая ложь! Три раза под щитом
Охотней бы стояла я, чем раз
Один родить. Вот речь вообще о женах.
Но вы и я — одно ли мы? У вас
И город есть, и дом, и радость жизни,
Печальны вы — вас утешает друг.
А я одна на свете меж чужими
И изгнана и брошена, росла
Меж варваров, вдали я: здесь ни дома,
Ни матери, ни брата — никого,
Хоть бы одна душа, куда причалить
Ладью на время бури. Если средство
Иль путь какой найду я отомстить
За все несчастья мужу,— не мешайтесь
И, главное, молчите. Робки мы,
И вид один борьбы или железа
Жену страшит. Но если брачных уз
Коснулася обида, кровожадней ,
Не сыщете вы сердца на земле.