Наглость надо гасить попроворней, чем пожар.
Вечность есть играющее дитя, которое расставляет шашки: царство над миром принадлежит ребенку.
За закон народ должен биться, как за городскую стену.
Много-знание уму не учит.
Да не будем на авось гадать о величайшем !
Мнения людские - детские забавы.
ГЕРАКЛИТ Эфесский (лат. Heraclitus, греч. Ираклитос) (около 550 до н.э., Эфес, Малая Азия — около 480 до н.э.), древнегреческий философ, один из крупнейших представителей ионийской школы философии. Первоначалом сущего считал огонь. Создатель концепции непрерывного изменения, учения о «логосе», который истолковывался как «бог», «судьба», «необходимость», «вечность». Гераклиту приписывалось знаменитое изречение «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Наряду с Пифагором и Парменидом Гераклит определил основы античной и всей европейской философии. Выявляя всестороннюю загадочность знакомого мира мифа, обычая, традиционной мудрости, Гераклит открывает само бытие как загадку.
Коренной житель Эфеса, сын Блосона, Гераклит принадлежал к древнему аристократическому роду, восходящему к основателю Эфеса Андроклу. Благодаря происхождению Гераклит обладал рядом «царских» привилегий и потомственным жреческим саном при храме Артемиды Эфесской. Однако в его годы жизни власть в Эфесе уже не принадлежала аристократам. Философ не участвовал в общественной жизни города, он отказался от своих титулов, резко отрицательно отзывался о городских порядках и презрительно относился к «толпе». По его словам, «эфесцы заслуживают того, чтобы их перевешали всех поголовно» за то, что они изгнали его друга Гермодора, «сказавши: «Среди нас никто да не будет наилучшим»». Законы города он считал столь безнадежно плохими, что отказал согражданам в просьбе дать им новые, заметив, что лучше играть с детьми, чем участвовать в государственных делах.
Гераклит не покидал Эфеса и ответил отказом на приглашения афинян и персидского царя Дария. По некоторым свидетельствам, Гераклит был учеником Ксенофана и Гиппаса-пифагорейца, по другим же — не был ничьим учеником, но все «узнал от себя самого». Многочисленные анекдоты о смерти Гераклита основаны на некоторых его изречениях, превратно истолкованных и передаваемых понаслышке.
Главный труд Гераклита – книга «О природе» сохранилась в отрывках, но обширно цитируется в работах позднейших античных философов (Платона, Аристотеля и др.). Эта книга состоит из трех частей: о природе, о государстве и о боге, и отличается оригинальностью содержания, образностью и афористичностью языка. Вместе с тем книга трудна для понимания, за что уже в античные времена Гераклит получил прозвище Скутинос (Темный).
Основная идея Гераклита заключается в том, что в природе нет ничего постоянного. Все в природе подобно движению реки, в которую нельзя войти дважды. Одно постоянно переходит в другое, меняя свое состояние. Символическим выражением всеобщего изменения для Гераклита является огонь. Огонь есть непрерывное самоуничтожение, он живет своей смертью. Гераклит ввел новое философское понятие – логос (слово), подразумевая под этим принцип разумного единства мира, который упорядочивает мир при помощи смешения противоположных начал. Противоположности находятся в вечной борьбе, порождая новые явления («раздор есть отец всего»).Человеческий разум и логос имеют общую природу, но логос существует в вечности и управляет космосом, частицей которого является человек.
Традиция сохранила образ Гераклита-мудреца, высокоумного одиночки, презиравшего людей (и тех, кто славился в качестве мудрецов), за непонимание того, что они сами говорят и делают. Истолковав учение Гераклита в духе расхожей мировой скорби о скоротечности жизни и всего в мире, популярная философия видела в нем прототип «плачущего мудреца», подобно тому как в Демокрите находила тип «мудреца смеющегося». Мудрость Гераклита, отрешенная от многознающего невежества людей и живущая в соседстве с простой мудростью бытия, запечатлена характерной сценой: некие странники, пожелавших взглянуть на прославленного мудреца, останавливаются на пороге убогого жилища, смущенные зрелищем невзрачного человека, который греется у очага. «Входите, слышат они, и здесь тоже обитают боги» (Аристотель, «О частях животных»).
Гераклит изъяснялся столь сжато и многозначно. Его изречения часто подобны фольклорным загадкам или речениям оракула, который, по словам Гераклита, «...и не говорит, и не утаивает, а подает знаки». Одни полагают, что, написав свое сочинение («Музы» или «О природе») нарочито темно и отдав его на хранение в храм Артемиды Эфесской, Гераклит будто бы хотел уберечь его от невежественной толпы. Другие видят здесь именно ясно выраженную темноту и загадочность того самого, что подлежит сказыванию. Аристотель объясняет темноту речений Гераклита их синтаксической неопределенностью, вследствие чего высказывание можно прочитать по-разному. Изречения Гераклита в самом деле обнаруживают продуманное строение, особую поэтику. Они насыщены аллитерациями, игрой слов, внутренне связаны хиазмами, инверсиями, бессоюзным синтаксисом или паратаксисом, характерным для строя внутренней речи, речи, обращенной не столько к другим, сколько к себе, слушающей себя, готовой к переосмыслению, к возвращению в стихию мыслящего молчания. Когда трагик Еврипид спросил Сократа о сочинении Гераклита, тот ответил: «Что понял великолепно, чего не понял, думаю, тоже, а впрочем, нужен прямо-таки делосский ныряльщик».
Вопрос, на который отвечает Гераклит, как все есть одно, или что такое (одно) бытие (множественного) сущего? Самый известный ответ на этот вопрос состоит в тезисе «все течет, ничто не покоится». В существовании многого течет (проистекает, происходит) единое бытие. Быть — значит постоянно становиться, перетекать из формы в форму, обновляться, подобно тому, как та же самая река несет новые и новые воды. Другой метафорой бытия как постоянно происходящего оказывается у Гераклита горение, огонь. Строй самодовлеющего мира («космос») есть «вечноживой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий». Единое бытие словно разгорается множеством сущего, но и гаснет в нем, равно как и сущее, разгораясь бытием, гаснет в его единстве. Еще одна метафора того же самого — игра: каждый раз новая партия той же самой игры. Становление и постоянство, множественность существующего и единство бытия совмещаются, когда поток мыслится впадающим в самого себя, возгорание и угасание, начало и конец совпадают. Единое бытие множества, мыслимое как поток, впадающий в самого себя, или горение, гаснущее в меру разгорания, точнее (и загадочней) передается уяснением целого как внутренней взаимосвязи противоположного: бытие (течение) ночи и дня есть взаимооперетекание и внутреннее соприсутствие, жизнь живет противоборством смерти, но этим же «живет» и смерть; взаимны бессмертие бессмертных и смертность смертных; противоборствующее этим самым противоборством прочно сцеплено в единую гармонию существования, которая подобна «гармонии лука и лиры». Мир как противоборство противоположного Гераклит передает образом мира-схватки, мира-сражения («полемос»). «Нужно знать, что сражение всеобще, и тяжба правда, и все становится тяжбой и взаимообязанностью». «Война отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других людьми, одних творит рабами, других свободными».
Образ всеобщего сражения, которым охвачено все сущее в целом и в котором каждое сущее схвачено в том, что собственно оно есть, оказывается также и образом понимания всего и каждого. Таков всеобщий ум в отличие от частных недо-разумений, единая и единственная мудрость, соответствующая складу самого сущего, тому, как множество сущего слагается в единство бытия. Этот склад, «слог» подобен тому, как из множества слов слагается единое слово поэмы, космос речи, несущей в себе «образ мира в слове явленный» (Б. Пастернак). Отсюда тема «логоса », имеющая, судя по некоторым фрагментам, особое значение для Гераклита. Сочинение («логос») Гераклита открывалось словами: «Относительно этого логоса сущего всегда непонятливы люди...». Аристотель поясняет на этом примере «темноту» Гераклита: если «всегда» относить к «сущему», речь, кажется, идет о «логосе» самого сущего, если же к «непонятливы», то имеется в виду просто сочинение Гераклита. Но именно эта двусмыслица и важна для Гераклита. Греческое слово «логос» значит «слово», «речь», «сочинение», «отчет», но так же и само подотчетное, «положение вещей», «соотношение сил». «Логос»-слово о целом призвано передать, как все сложено в целостность «логоса»-бытия. «Не мне, а «логосу» внимая, мудро согласиться: все есть одно». «Логос» — это форма, то общее, что позволяет передать склад вещей соответствующим складом речи. Отсюда «темнота» изречений Гераклита: бытие, происходящее в противоборстве вещей, схватывается мыслью, живущей противоречием речей.
Фрагменты
ГЕРАКЛИТ. ФРАГМЕНТЫ
Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим.
Хотя этот логос существует вечно, люди не понимают его — ни прежде, чем услышат о нем, ни услышав впервые. Ведь все совершается по этому логосу, а они уподобляются невеждам, когда приступают к таким словам и к таким делам, какие я излагаю, разделяя каждое по природе и разъясняя по существу. От остальных же людей скрыто то, что они делают бодрствуя, точно так же как они свои сны забывают.
Поэтому необходимо следовать всеобщему. Но, хотя логос всеобщ, большинство людей живет так, как если бы имело собственное понимание.
Враждующее соединяется, из расходящихся — прекраснейшая гармония, и все происходит через борьбу.
[Все — едино: делимое — неделимое, рожденное — нерожденное, смертное — бессмертное, логос — вечность; отец — сын, бог — справедливость]; не мне, но логосу внимая, мудро признать, что все — едино.
Путь валяльного винта, прямой и кривой,— один и тот же.
Путь вверх и вниз — один и тот же.
Они не понимают, как расходящееся само с собой согласуется: возвращающаяся [к себе] гармония, как у лука и лиры.
Вечность — ребенок, забавляющийся игрой в шахматы: царство ребенка.
Война — отец всего и всего царь; одним она определила быть богами, другим — людьми; одних она сделала рабами, других — свободными.
Следует знать, что война всеобща и правда — борьба и что все происходит через борьбу и по необходимости.
Скрытая гармония лучше явной.
(О величине солнца). Шириной в ступню человеческую.
Солнце — не только (как говорит Гераклит) новое каждый день, но вечно и непрерывно новое.
Солнце не перейдет своей меры, иначе его бы настигли Эринии, помощницы Правды.
В одну и ту же реку мы входим и не входим, существуем и не существуем.
На входящего в одну и ту же реку текут все новые и новые воды. Психеи же испаряются из влаги.
Если бы счастье заключалось в телесных удовольствиях, мы бы назвали счастливыми быков, когда они находят горох для еды.
Но напрасно они, запятнанные кровью, жертвоприношениями хотят очиститься, как если бы кто-либо, вступив в грязь, грязью пожелал бы обмыться. Безумным посчитал бы его человек, заметивший, что он так поступает. И этим статуям они молятся, как если бы кто-либо захотел разговаривать с домами; они не знают, каковы боги и герои.
Ослы золоту предпочли бы солому.
Всякое животное направляется к корму бичом (необходимости).
Если бы не в честь Диониса они совершали шествия и пели фаллический гимн, они бы поступали бесстыднейшим образом. Дионис же, ради которого они неистовствуют в вакханалиях, тождественен Аиду.
Как мог бы кто укрыться от незаходящего [огня ].
Большинство людей не разумеет того, с чем встречается, да и научившись, они не понимают, им же самим кажется, [что понимают].
Если он не ожидает неожиданного, то не найдет сокровенного и трудно находимого.
Родившись, они стремятся жить и, тем самым, умереть, лучше же сказать — успокоиться, и оставляют детей, порожденных для смерти.
Смерть — все, что мы видим, когда бодрствуем, а все, что мы видим, когда спим, есть сон.
Имени Правды они бы не знали, если бы этого не было.
Павших на войне боги почитают и люди.
Чем больше удел, тем больше и доля достается по жребию.
Человек в ночи себе зажигает свет. Умерев, он жив. Уснув, угаснув очами, он соприкасается с мертвым и с уснувшим соприкасается, бодрствуя.
Людей ждет после смерти то, чего они не ожидают и не предполагают.
То, что самый испытанный [мудрец] знает и соблюдает, есть только мнение. И, однако, Правда настигнет лжецов и лжесвидетелей.
Лучшие люди одно предпочитают всему: вечную славу — преходящим вещам; толпа же насыщается подобно скоту.
Те, кто, слушая, не понимает, уподобляются глухим, о них свидетельствует изречение: «присутствуя, они отсутствуют».
Психеям смерть — стать водою, воде же смерть — стать землею; из земли же вода рождается, а из воды — психея.
Свиньи грязи радуются, птицы в пыли или в золе купаются.
Многознание не научает быть умным, иначе бы оно научило Гесиода и Пифагора, а также Ксенофана и Гекатея.
Мудрость заключается только в одном: признать разум как то, что управляет всем при помощи всего.
Гомер заслуживает того, чтобы быть изгнанным из общественных мест и высеченным розгами, так же как и Архилох.
Своеволие следует гасить скорее, чем пожар,
Народ должен сражаться за закон, как за свои стены.
По какому бы пути ты ни шел, границ психеи ты не найдешь; столь глубок ее логос.
[Про самомнение он говорил, что это] — священная болезнь.
О значительнейших вещах не будем судить слишком быстро.
Имя луку — жизнь, а дело его — смерть.
Один для меня — десять тысяч, если он — наилучший.
Я предпочитаю то, что можно увидеть, услышать и изучить.
В познании явных [вещей] люди совершенно обманываются, подобно Гомеру, который был мудрейшим из всех эллинов; ведь ребята, убивавшие вшей, обманули его, сказав: «То, что мы увидели и поймали, мы выбросили, а чего не увидели и не поймали, то носим».
Учитель весьма многих [вещей или людей] — Гесиод, его считают знающим весьма много,— его, который не разумел, что день и ночь — одно.
И добро и зло [одно]. Действительно, врачи, мучающие больных, режущие и жгущие всячески, требуют еще сверх того платы, хотя ее не заслужили, так как они делают то же самое: добро и болезни,
Морская вода — чистейшая и грязнейшая. Рыбам она пригодна для питья и целительна, людям же — для питья непригодна и вредна.
Бессмертные — смертны, смертные — бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают.
Детские игры [говорил он про человеческие мысли].
Не следует действовать и говорить подобно спящим [ибо и во сне кажется, что мы действуем и говорим].
[Не следует действовать, как [дети родителей], т. е., говоря попросту,— как мы переняли].
Огонь живет земли смертью, и воздух живет огня смертью; вода живет воздуха смертью, земля — воды [смертью].
Огня смерть — воздуха рожденье и воздуха смерть — воды рожденье. Из смерти земли рождается вода, из смерти воды рождается воздух, [из смерти] воздуха — огонь, и наоборот.
Для психеи — услада или смерть: [смерть — стать влагою, услада же для них — вступление в жизнь. В другом же месте он говорит: ] Мы живем их смертью, и они живут пашен смертью.
Мудрейший из людей по сравнению с богом покажется обезьяной в отношении мудрости, красоты и всего прочего.
С сердцем бороться трудно: всякое желание покупается ценою психеи.
[Большинство божественных дел] ускользает от понимания благодаря неверию.
Неразумный человек способен увлечься любым учением.
Одно и то же в нас — живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое. Ведь это, изменившись, есть то, и обратно, то, изменившись, есть это.
Для бодрствующих существует единый и всеобщий космос [из спящих же каждый отвращается в свой собственный].
На огонь обменивается все, и огонь — на все, как на золото — товары и на товары — золото.
Невежество лучше скрывать, но это затруднительно при распущенности и за чашею вина.
Я исследовал самого себя.
Всем людям свойственно познавать самих себя и мыслить.
У бога прекрасно все, и хорошо, и справедливо, люди же одно считают несправедливым, другое — справедливым.
Не лучше было бы людям, если бы исполнялось все, чего они желают.
Болезнь приятным делает здоровье, зло — добро, голод — насыщение, усталость — отдых.
Мышление — великое достоинство, и мудрость состоит в том, чтобы говорить истинное и чтобы, прислушиваясь к природе, поступать с ней сообразно.
Психее присущ самовозрастающий логос.
Сухое сияние — психея мудрейшая и наилучшая.
Образ мыслей человека — его божество.
|