ВАЛЕРИЙ ПУТРИН: «ОПАСНОСТЬ ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ НЕ ВОЗРАСТОМ, А ГОЛОВОЙ»...

Евгений Гаврилов:

– Валерий Семёнович, что сегодня хорошо, а что сегодня плохо?

Валерий Путрин:

– Лучшее лежит на поверхности. Люди стали ездить по всему миру и совершать восхождения. А хуже стало в плане организованности, поскольку раньше были профсоюзные альпинистские лагеря, где могли проходить обучение большое количество спортсменов. Из этого большого количества формировались  спортивные команды и т.д.

Сейчас, на мой взгляд, обучение пошло на самотёк и только в центрах, где были когда-то заложены основы, продолжают развивать альпинистскую деятельность: Красноярск, Екатеринбург, в какой-то степени Ростов, Москва, Питер, естественно. Вот такие поверхностные наблюдения.

Если говорить о возрождении… Как возрождается? Я начинал альпинизм с того, что мне просто дали бесплатную путёвку, проезд был сравнительно дешёвым. Я мог ехать в лагерь на студенческую стипендию. Сейчас никакой путёвки, да ещё бесплатной, никто не даст.

Появилась возможность просто приехать, нанять себе гида или инструктора и он проведёт с тобой какие-то занятия. И всё зависит от его квалификации.

На мой взгляд, сейчас идёт большая операция, которая сейчас немножко сошла на нет. Иван Трофимович Душарин, конечно, сильно занят, на него свалили все обязанности: он и прикладными видами, с военными, МЧС, ОМОН, с кем только не занимается. В этом плане, действительно, подвижка пошла. Потребовалась горная подготовка в войсках – Федерация этим занимается.

Что же касается такого обучения, какое было раньше – не представляю, как его можно восстановить. Альпинизм – дорогой вид спорта, а сейчас никто не будет просто так тратить деньги.

– Валерий Семёнович, изменился ли духовно альпинизм сегодня?

– Мне трудно говорить потому, что с молодыми ребятами совершенно не пересекаюсь. С кем-то из старого поколения – общаюсь. Судя по статьям, наблюдается какое-то легкомысленное отношение. Многие пишут, как ходят в одиночку, совершают восхождения и с юмором рассказывают, как было сложно, как они были на грани, и т.д.

Альпинизм, вообще-то, – спорт не смешной. Игра там представляется опасной.

Кроме того, много рассказов о том, что восходили, выпили, «пьём пиво» и т.д. Отношение не как к спорту. Совершенно.

Дискуссия постоянно идёт: спорт это или не спорт? Мне представляется, что пока он спорт, то надо и относиться как к спорту. И тренировки, и подготовка.

Сейчас же наметились две линии: одна – более-менее спортивная. Там необходимо показать, что в России сильные альпинисты, они ходят, покоряют стены мира, прокладывают новые маршруты и т.д. И это ближе к спорту. Это сопряжено с большими материальными затратами.

Что же касается второй стороны, то эта часть хотела бы не иметь никаких ограничений, и это было бы не активным отдыхом (отдыхом альпинизм не назовёшь), а активное времяпрепровождение, сопряжённое с трудностями, опасностью. Чтобы потом приехать и весело об этом рассказывать, и, может быть, покрасоваться на страницах Интернета. Такая резкая граница.

А есть, наверняка, и промежуточные состояния.

– Что бы отметили из последних достижений спортсменов России?

– Я бы сказал о том, что Глеб Соколов прошёл в двойке на Победу. Трудный и суровый маршрут. Я на Победе был трижды и знаю, что это такое. Поэтому восхищаюсь таким достижением. Восхождение, сопряжённое с большой опасностью. И хотя всё было расписано, наблюдали и смотрели, но всё на грани. Достижение очень сильное.

– Как вы относитесь к «соло» в альпинизме?

– Раньше на это был запрет. Но люди всё равно ходили. Кто-то любит ходить в коллективе, пойти с товарищем, а кто-то – в одиночку. Дело вкуса. Не могу ни осуждать, ни приветствовать. В одиночку человек больше рискует. Он же не один. У него есть родные и близкие, жена, дети. Риск большой. Но если есть потребность – что же?

Надо сказать, что, несмотря на то, что есть такие люди: Глеб Соколов любит, Бабанов, который уехал в Канаду – тоже любитель, однако на сложные маршруты они реально взвешивают свои возможности и всё-таки приглашают партнёров.

Здесь всё-таки работают не отчаянные смельчаки, которые ставят всё на кон, а здравомыслящие люди. И Бабанова хорошо знаю, и с Глебом встречался неоднократно.

– Как вы пришли в горы?

– Занимался велосипедным спортом, были вполне приличные достижения. А потом позвали альпинисты, которые проводили соревнования. Кто занимал хорошие места, получал путёвку в горы. Поскольку в общежитии мы занимались спортом, то пошли, и достаточно легко выиграли все виды, которые были: кросс, подтягивание, отжимание на одной ноге.

Выиграли и поехали коллективом в горы. А потом уже затянуло... Попал в школу инструкторов, куда меня рекомендовали. И дальше пошло…

А в Москве попал в сильную команду МВТУ «Буревестник». Там были Мысловский, Овчинников, который в то время был тренером, Добровольский, Мосюков.

Моим первым тренером был Юрий Семёнович Гави. Он по моим сведениям уехал куда-то за границу и пропал. Больших достижений у него не было. Он был инструктором, ходил на Кавказе, но сумел создать коллектив в Белоруссии и альпинисты «Буревестника» там в какой-то степени отличались.

– Вам удавалось в жизни совмещать спорт и науку?

– Не сказал бы. Сочетать никогда не получалось. Пример – Овчинников Анатолий Георгиевич, который в альпинизме достиг многого, и в науке. Он – доктор, профессор, преподавал в МВТО.

У меня так никогда не получалось. С трудом вырывался с работы в горы, когда подходил сезон, рвался туда. Поэтому конфликтовал с руководством и т.д. Всё время работал в НИИ.

А сейчас работаю в «Газкоме» ОАО «Космические системы». Очень загружен, но всё-таки иногда удаётся выезжать в горы. С Шатаевым мы были в Килиманджаро, Японии, Новой Зеландии, Аргентине на Аконкагуа.

Последнее время у нас пошла линия, чтобы не просто взойти, так как взойти по сложным маршрутам мы не можем замахиваться, а поехать в новую страну и что-то увидеть, может, с кем-то пообщаться.

– Несколько слов о безопасности в горах?

– Граница безопасности должна определяться самим человеком. Если он чувствует в себе силы, то почему бы не попробовать. Например, японец поднялся же в 75 лет на Эверест.

Другое дело, что его, может, двое вели, а третий ноги переставлял. Но это зависит от его материальных возможностей. Сам, если он готов физиологически, – то ради бога. Безопасность определяется не возрастом, а головой. Если голова работает, то человек будет ходить.

Что касается всего остального, то, конечно, раньше были специализированные контрольно-спасательные службы, которые, может, и не очень здорово выполняли свои функции, но, по крайней мере, существовали. Сейчас этого нет и, кажется, что дело обстоит  немножко хуже. Но это мой субъективный взгляд на вещи.

Раньше больше было формальностей, которые создавали иллюзию борьбы за безопасность. Сейчас многие идут самостоятельно, даже не регистрируясь.

Но все-таки в большей степени безопасность определяет сам человек. Его разумные действия. Зачем  бестолково ехать? Появляются же иногда сообщения: «Решили так, поехала группа. Решили взойти на Эльбрус». Вполне достижимая вершина. А там вдруг непогода, заблудились, началась паника…

Они чётко не могут прогнозировать действия в случае ухудшения обстановки. Читать что-либо или принимать советы кого-то – не хотят. Молодые, крепкие, думают, что всё благополучно кончится. В результате происходят всякие несчастные случаи. В тёплую солнечную погоду вершина Эльбруса вот она – рядом. А погода есть погода.

Надо, по крайней мере, теоретически представлять, что с тобой будет, если непогода. Или товарищ подвернул ногу, идти не может и его нужно транспортировать. Или непогода началась, надо где-то закопаться в снег, отсидеться или быстро-быстро начать спускаться, когда что-то происходит.

Собственно, и раньше такие случаи бывали, когда вот она вершина, сейчас мы до неё добежим, а на самом деле не добежали. Человек не меняется, остаётся всё тем же самым.

– Ваш первый спорт – были лыжи?

– Что касается лыж, то я жил до 17 лет на Урале в Миассе, а зимы там снежные. Лыжи были само собой. Тогда ещё не была поставлена тренерская работа, не было тренера. Катались, бегали, друг с другом соревновались. В общем, на лыжах бегал более-менее.

А к настоящему тренеру попал, конечно, в велоспорте. Велосипед начался в Белорусском политехническом институте, там он был очень развит, были достаточно сильные спортсмены. Белорусские гонщики, это 1959-1960 год, были, помню: Росацкий, Сосновский, Василевский (общество «Красная звезда»). А в «Буревестнике» был спринтер Жилин.

Я попал туда зимой, пошёл потренироваться у велосипедистов. Там и остался. Что туда меня привело – объяснить не могу, но попал. Четыре года был в сборной политехнического института. Там был Володя Урбанович, его тогда даже взяли в сборную команду СССР. Мы с ним тренировались вместе.

В общем, в велосипедном спорте сразу достиг каких-то успехов и попал в команду. А из команды уйти просто так достаточно тяжело, если у тебя есть успехи и ты хочешь чего-то добиться.

В 1964 году окончил институт и попал в исследовательский институт. Там спортом особенно не занимались, два года совмещал велосипед и альпинизм. Альпинизм вышел на первое место.

В Москве заниматься велосипедом достаточно тяжело. Я ещё пробовал кататься, но в одну из поездок на Ярославском шоссе меня в кювет «положил» грузовик. Не то, чтобы сбил, а просто шла воздушная струя, которая прижала меня, я лёг в кювет и понял: хватит!

– В горах грузовики не ездят.

– Там есть другое. Но, по крайней мере, это зависит от тебя. А здесь ничего не сделаешь.

– В каком городе вы начали свою спортивную жизнь?

– Если назвать это спортом, то, пожалуй, в Миасе. Там какое-то время работал на Уральском автозаводе, где в экспериментальном цехе была достаточно спортивная команда. Бегали эстафеты, играли в футбол, волейбол. Назвать большим видом спорта это нельзя, но мы жили достаточно активной жизнью

– На автозавод вы пошли сразу после школы?

– Нет. Это большая история, не для интервью. Я был в военном училище, из военного училища пошёл на завод, а с завода поступил в институт. Так получилось.

– Почему вы выбрали радиотехнику как вашу основную профессию?

– Был у нас друг семьи, который как раз занимался радиотехникой. Пожалуй, он на меня оказал влияние. Радиотехника привлекла, а потом уже и засосала.

Я такой старый, что радио развивалось у меня прямо на глазах. Сначала ламповые приёмники, первые телевизоры «КВН» и т.д. Тоже интересно: от ступени к ступени. Появление сотовых телефонов. Раньше переносной или карманный приёмник – были в какой-то степени чудом, а сейчас у каждой девочки или мальчика сотовый телефон. Прогресс налицо.

– Есть перспективы развития русской науки сегодня?

– Сейчас ничто не потеряно. Просто требуются определённые материальные затраты и политические решения. Люди умные есть в любой стране. Есть и у нас.

– Что вас привлекает в альпинизме, в отличие от других видов спорта?

– Первое, нет межличностного соревнования. Например, сегодня вы друзья, а завтра должны выступать и ты в какой-то степени наступаешь другу на мозоль. Вдруг ты выиграл, или он у тебя. В какой-то степени обидно.

В альпинизме такого нет. Идёшь одной командой. Пожалуй, главное – дружба, выручка, взаимопомощь. Наверное, мне всегда попадались хорошие люди в альпинизме. Это больше всего привлекало.

– Может, остаются в этом спорте только хорошие люди, а плохие уходят?

– Не всегда. Это больше лаковое представление об этом виде спорта. Что все кругом порядочные и т.д. Не совсем. Везде поровну всего или в какой-то пропорции. Конечно, там больше возможностей проявить хорошие и худшие качества. В альпинизме так, долго не спрячешься.

– «Парня в горы тяни, рискни... Там поймёшь кто такой»?

– Но это чревато также и для тебя. Рискнёшь, позовёшь, а неизвестно, кто оттуда вернётся? Всё-таки лучше, когда хорошая компания.

– Играете ли вы и поёте?

– Не пою и не играю. Песни у костра – на уровне новичков. Потом, это было, когда работал инструктором с новичками. Тогда ещё были костры, и то уже их ограничивали, поскольку заповедные зоны и т.д. Больше песни пели, когда вернёшься, когда всё позади. Приятные воспоминания, наконец-то ты не мёрзнешь, не дрожишь.

В альпинистских лагерях чаще были большие хорошие коллективы. Мы очень хорошо проводили время, как на восхождении, так и в свободное время.

Я работал в «Красной звезде» в Домбае два сезона, в Узунколе, в «Цее» и везде были хорошие коллективы инструкторов. С большим опытом и большими достижениями. Многому можно было научиться. В частности, в «Красной звезде» начальником спасательной группы был Виктор Степанов. Он меня приобщил к скалолазанию. Он и скалолазом был хорошим и брал с собой на тренировки.

Потом ему был очень благодарен, школа была хорошей.

– Сохранились сегодня альплагеря и в какой степени?

– Да, они есть. Я не знаю, как там выкарабкиваются из этой ситуации, но вот по «Безенги», где начальник лагеря очень хорошо поставил работу, сказать могу. Он как бы понял ситуацию и делает какие-то скидки, рекламу, идёт навстречу, для того, чтобы могли собираться там альпинисты.

Чтобы и прибыль они приносили, и он создавал условия, чтобы было не очень дорого. Дважды туда ездил и мне очень нравится, как он  выполняет работу. Там Саратов работает начальником спасслужбы. Хотя там и ругаются, но всё-таки порядки остались более-менее прежние.

Чтобы был контроль, который не всем нравится, чтобы была регистрация. По «Безенги» хорошие отзывы. Что касается остальных – не знаю, как там принимают, как у них поставлена учёба.

В «Улутау», где работает Порохня, по его рассказам будто неплохо дело поставлено. Что касается остальных лагерей, а их было достаточно много – ничего не могу сказать.

Как будто в Осетии в «Цее» альплагерь возрождается, но насколько это будет дальше развиваться – не знаю. Всё сейчас связано с материальными возможностями.

– В советское время были большие финансирования лагерей, большая помощь?

– Всё как-то исторически сложилось: создали профсоюзные альпинистские лагеря, которые потом работали по инерции. Работали, работали. Дохода там, конечно, не было, но в части оздоровления летом туда приезжало много студентов. Были, конечно, финансовые планы, и когда выпускали определённое количество путёвок, их нужно было раздать, чтобы все смены были заполнены.

А смены для спортсменов не подходили. Например, в июне восхождения совершать плохо. Приезжали новички, а новичок приедет, в июне плохая погода – отпуск испорчен. Сложно было работать, но, поскольку была государственная поддержка, лагеря работали.

Сейчас надо выкручиваться самим: за какое-то ограниченное время, летние два месяца лагеря должны обеспечить себя почти на год. В «Безенги», например, зимой не работают, погода не очень хорошая, снега мало, подъёмников нет, видимо, достаточно суровый район. Но слышал, что там хотят устраивать зимние смены.

Не знаю, как получится, далёкие районы и обеспечение безопасности – достаточно проблемная вещь. Всё-таки это не Альпы, где могут быстро подлететь на вертолёте, есть подготовленные люди. Всё сложно. Всё опять упирается и в деньги и в желание.

– Среди ваших наград есть медаль «За отвагу». Расскажите об этом случае.

– Это прыгали парашютисты на пик Ленина (читайте статью «40 лет парашютному десанту на пик Ленина (1968)»), был такой эксперимент, а мы были в группе поддержки. Поскольку это кончилось достаточно печально, мы спускали парашютистов и за это были награждены.

Есть книга Леонида Дядюченко «Какая она Победа?» и там об этом рассказано.

И была статья. Лет 10-15 назад у меня брал интервью московский журналист. Его статье присвоили какое-то место хорошее и была публикация в Интернете. Потом возвращались к этой же теме в связи с тем, что ещё одна команда прыгнула на пик Ленина.

После этого они очень рекламировали свой успех, и написали какие-то ложные сведения про 1968 год. Переврали данные.

Была статья о Сулоеве. Он один из тех, кто обеспечивал этот прыжок на пик Ленина.

Там группа, которая прыгнула, а их ветром бросило на скалы. Командир Морозов упал на крутой склон и повредил ногу, а парашютиста Сашу Сидоренко далеко унесло на склон и он не двигался, ждал помощи.

Когда мы к ним подошли, у нас было очень мало снаряжения. Думали, что мы будем их на вершине встречать, а встретились на другой стороне пика Ленина. А поскольку наверх двоих мы никак не могли поднять, причём один не мог идти, мы решили просто спускаться их вниз, в ущелье Сугдары. Тащили через трещины.

Нас было шесть человек. Нас не видели, потеряли из виду. Потом все-таки прилетел вертолёт. Два дня у нас не было воды, пострадавшего как-то выхаживали.

– В том прыжке был элемент авантюризма?

– Это был глубоко исследовательский эксперимент, поскольку парашют должен был быть особой конструкции. Высота была большая, они прыгали с 8000 м. Парашют должен был  всё-таки держать человека. Кроме того, прыжок должен был быть достаточно кучным.

В самолёте был сконструирован конвейер и их выбрасывали с интервалом 0,1 секунды. А если человек просто сам выпрыгивает, то больше разрыв и люди разлетаются на большие расстояния.

Была продумана система приземления. У них был ящик с продуктами, вещами, привязанный на фале, на короткой верёвке. При приземлении он вначале втыкался, как бы служил якорем на снежном склоне, а уже потом приземлялся сам парашютист.

И ещё всякие новинки были использованы. Над этой проблемой работал научно-исследовательский институт. И прыгал главный конструктор парашютных систем Томарович. К сожалению, он погиб.

Кроме того, там прыгнули на 6000 метров, на полку, 35 парашютистов-десантников, совсем не асы, а просто обычный призыв, но подготовленные, второй год службы. И там всё было благополучно. Под руководством наших же ребят-альпинистов они благополучно спустились.

Нельзя сказать, что это был авантюрный шаг, что нужна была сенсация.

– Это была самая сложная операция по спасению в горах в вашей практике?

– Операция была не запланированной, неожиданной. Поэтому и была сложной. Мы попали в такую ситуацию, когда вынуждены были идти, не имея продуктов и достаточного снаряжения.

А так, конечно, были сложные случаи. На пике Ленина снимали француза Филиппа Шевалье, на Корженевской снимали, пике Коммунизма с Колей Чёрным снимали австрийца. Бывали случаи.

– Ваши пожелания любителям гор и тех, кто уходит в горы?

– Я никакой не гуру, чтобы давать пожелания. Какой-то известный баскетболист писал, что надо включать мозги. Моё пожелание – включайте мозги. Надо подумать прежде, если едешь: надо ли это тебе? А уж когда попал в горы, то осмотреться и вести себя соответствующим образом. Не поддаваться эйфории, контролировать и свои действия, и действия своих коллег.

 Cайт Гаврилова Евгения