СБОРЫ НА ЖЕТОН «СПАСЕНИЕ В ГОРАХ». Май 2007.

Ирина Морозова,
1 раз., режиссер,
 редактор сайта а/л «Уллутау»

 Впервые в истории МИРОВОГО альпинизма ФА России вменила с 2007 года обязательные для ЖЕНЩИН-альпинисток сборы на жетон «Спасотряд».

Редакция АСС

 – Зачем тебе эти сборы на жетон? – спрашивает меня друг перед отъездом, – лучше бы потратила это время на Крым, больше пользы было бы.

– Хочу научиться, как грамотно проводить спасработы. И каким-нибудь новым примочкам.

– Все, чему там могут научить, ты уже умеешь.

– Ну, все-таки, а вдруг?

На мое решение поехать на эти сборы больше всего повлияли последние спасы, в которых я участвовала, когда прошлым летом пришлось спускать участника, который сорвался (а какую получил травму? Прим. ред.) у меня в группе на траверсе Юном - Кичкидар (2006, на 3а к/тр.). Поскольку рация тогда отказала, то связи с лагерем не было и нам пришлось спускать его с гребня Юнома на ледник собственными силами. Силами группы, в которой кроме меня была одна девушка, один третьеразрядник, которого предыдущий инструктор даже не научил, как пользоваться восьмеркой, и один перворазрядник с 10-летним перерывом и больным коленом. И именно тогда я поняла, что все эти классические системы полиспастов и тормозных систем, которые с такой легкостью мы отрабатываем на занятиях – на учебных скалах и ледниках, в реальных условиях силами малой группы достаточно трудоемки. И что зачастую, чтобы протащить пострадавшего через разные стремные места, приходилось придумывать разные хитроумные выходы. Естественно на все это затрачивались лишние усилия и время.

Поэтому мне захотелось посмотреть новые технологии и способы. А так же как работают люди, которые делают все это не периодически от случая к случаю, а постоянно в реальных условиях, и у которых все эти приемы и хитроумные выходы уже давно отработаны до автоматизма.

Сборы пройдут в два этапа с 29 апреля по 20 мая на базах МЧС в Красной поляне и Цее.

Первая часть сборов проводилась  по программе подготовки спасателя МЧС. Пришлось смириться с необходимостью потратить время на изучения всех ЧС природного, техногенного и пр. характера, что было необходимо для аттестации, т.к. по нынешнему законодательству участвовать в спасработах могут только аттестованные спасатели.

Вторая часть проводилась уже непосредственно по программе проведения спасработ на горном рельефе. Это были первые сборы на жетон после многолетнего перерыва, поэтому было абсолютно не понятно, чего стоит от них ожидать. Но то, что старшим тренером и старшим методистом этого мероприятия были такие уважаемые мной люди, как Монаенков и Порохня, которых я давно знаю, и внушало мне тот оптимизм, с которым я ответила на заданный мне вопрос: «Зачем тебе эти сборы на жетон?»

Юрий Иванович за все 20 лет, что мы знакомы, еще с тех пор, как я была новичком в а/л «Уллутау», а потом там же начала работать инструктором, уже давно стал для меня, как отец в альпинизме. Поэтому было достаточно символично, что и эти сборы на жетон для меня снова под его руководством.

Но, кроме Монаенкова и Порохни, никого больше из инструкторского состава этих сборов я не знала. Единственное, Герман Андреев (главный редактор Издательства АСС), с которым перед отъездом, зашел разговор, когда он попросил меня написать отчетную статью, очень сильно рекомендовал мне Швырева. Ну и немного заочно я успела познакомиться с Егориным, когда мы переписывались с ним по поводу описаний маршрутов, размещаемых на сайте www.Ullutau.ru. И все. Больше ни о ком мне ничего не было известно, поэтому я слегка нервничала, т.к. в обучении основное звено – это инструктор.

– Леша, когда будут распределяться отделения, то я хочу попасть к самому спортивному и ходячему инструктору, – сказала я Овчинникову перед отъездом из Красной поляны.

– Мы вроде всех инструкторов отбирали тщательно. Они все инструктора 1 категории, все спасатели международного класса, – и дальше Леха начинает перечислять мне регалии персонально каждого из четырех инструкторов.

– Леш, меня не интересуют звания и регалии. Главное, чтобы он был ходячий и действующий спасатель.

– Кого ты хочешь?

– Фиг знает. Я никого там не знаю. Ну, возможно, например, Егорин. Судя по тому, что он молодой и плюс первопроходы мочит, значит должен быть спортивным. К тому же он, как мне известно, работает инструктором с военными, а значит должен быть жестким и собранным. А я как раз предпочитаю инструкторов, у которых все четко: упал – отжался.

– Ок! Хочешь Егорина, будет тебе Егорин.

– Ну не обязательно именно он, – пытаюсь я дать задний ход, понимая, что только что, по своей рисковой привычке, попыталась сунуть голову в пасть тигру, т.к. наше заочное знакомство с Егориным не было конфетно-цветочным. А началось с того, что он на меня наехал в письме за то, что я не совсем корректно разместила на сайте описания его первопроходов. В ответ я несколько резко ему ответила. Правда потом мы разрулили наше недопонимание, и, судя по дальнейшим письмам, я рискнула сделать выводы, что он достаточно адекватный мужик, чтобы не переносить личные конфликты на учебный процесс. И уже стала всерьез настраиваться, чтобы определиться к нему в отделение, если не будет такой же спортивной альтернативы.

Но как выяснилось, все эти разговоры с Лехой и муки выбора оказались напрасны, потому что, как говорится, «без меня – меня женили». В общем, без нашего участия и без участия Овчины нас до нашего приезда распределили по отделениям и инструкторам.

Тем не менее, первый день настроил меня на оптимистичный лад. Он начался с построения, на котором Монаенков зачитал распорядок на сборах. Все лаконично и четко, в стиле «упал – отжался». В 7:30 – подъем, в 7:35 – зарядка, в 8:25 – построение, в 8:30 – завтрак. Занятия, обед, занятия, ужин, лекции, самоподготовка. Отбой в 23:00. За распитие спиртных напитков – отчисление.

Супер. Наконец-то жесткий спортивный распорядок дня, в отличие от матрасного отдыха в Красной поляне, заставит внутренне собраться и позволит, наконец, начать высыпаться, чего до этого абсолютно не удавалось сделать.

Вначале после свободной «штатской» жизни дома и вольготного обучения в Красной поляне, когда после утренней чашечки кофе вальяжной походкой можно было не спеша прогуливаться с лекции на лекцию, такой армейский распорядок показался мне трудным. Но через день я приспосабливаюсь и мне начинает нравится это ощущение внутренней собранности, когда внешний порядок, то бишь распорядок, заставляет внутри собраться и настроиться на рабочий лад и отсечь все лишнее, как то – лишние разговоры, лишнее болтание из угла в угол и лишнее пустое времяпрепровождение. Постепенно, входя в ритм, замечаю, что в коротких промежутках между приемом пищи и занятиями начинает даже хватать времени, чтобы постирать, а после зарядки перед завтраком выпить традиционную чашечку утреннего кофе. Правда вставать приходится пораньше. А вот с отбоем в 23:00 как-то не получается, поскольку всем задали писать тактический план спасработ и приходится это делать как раз по вечерам.

По вечерам народ, разбившись по неким комнатным тусовкам по интересам, оттягивается бурно веселясь. Первые дни с энтузиазмом участвую в общем процессе, а потом постепенно все глубже начинаю уходить в состояние медитации и вглубь себя, вызывая наверно этим всеобщее удивление. Те, с кем я до этого постоянно общалась, зная мою открытость, веселость и тусовочность, похоже, недоумевали моей нынешней замкнутости и уединенности.

– Ирин, пойдем, там все собрались. Обмывают сдачу экзамена, – Лена Наговицина1/ находит меня в комнате для реабилитации, где я уютно улеглась на полулежачих диванах и, пристроив на своем колене огромного плюшевого волка, учу закон 151 «О статусе спасателя» перед завтрашней аттестацией во Владикавказе.

– Лен, экзамены же еще не закончились. Сегодня было самое простое – сегодня мы сдавали то, что давно все знаем. А вот завтра самое сложное – во Владике надо уже будет сдавать все эти ЧС, Законы и пр.

– Да, успеешь ты еще все выучить. Надо пойти пообщаться с народом, не стоит отрываться от коллектива.

А народ во всю расслабляется после целого дня нервного напряжения во время сдачи экзаменов и защиты тактических планов. Через 10 минут начинаю вдруг ощущать свою «чуждость на этом празднике жизни» и потихоньку, чтобы никто не заметил, выскользнув из комнаты, возвращаюсь к волчку и тетрадкам.

Мой мозг по какой-то только ему одному ведомой внутренней интуитивной причине на протяжении всех сборов настроен на то, чтобы активнее всего мне поработать в качестве сопровождающего с акьей. Началось это все еще с вертолета, когда быстро и почти без слов, а жестами, потому что гудели винты, мы распределяли, кто за кем и в качестве кого десантируется и загружается – кто дежурный по площадке, кто десантируется с акьей, кто пострадавший в акье, а кто сопровождающий с ним. Именно тогда я спонтанно, не задумываясь, прокричала сквозь гул вертолета и показала жестами, что буду сопровождающей.

И потом уже в Цее при транспортировке на скальном рельефе, я уже целенаправленно и настойчиво пыталась сопровождать акью, понимая при этом, что для тетки это очень жестко. Ведь чтобы оттягивать акью и выруливать с ней из стремных мест приходится недюжинно напрягаться. Поэтому было не понятно почему именно это место я интуитивно себе уготовила.

Если размышлять философски, то, как правило, когда в жизни тебе дается некое знание, то рано или поздно за него приходится платить, и наступит тот момент, когда тебе придется это знание применить.

Но в отличие от занятий, на соревнованиях, которыми завершались наши экзамены, я предполагала уже занять то место, где более всего оптимально использовать слабую женскую силу и готова была работать там, где это будет необходимо. Но, все же, зайдя в мужскую комнату, и узнав, что ребята в нашем отделении уже распределили все роли на предстоящие этапы соревнований, была несколько удивлена, когда они сказали, что я буду сопровождать акью. Да, на мой взгляд, это было более оптимально, потому что трое мужиков быстрее наверху вытянут акью с пострадавшим и сопровождающим, чем это может сделать два мужика и тетка. Но все-таки, я ожидала сопротивления с их стороны, поскольку роль сопровождающего все же достаточно трудоемка и испытала к своим парням в отделении внутреннюю признательность, понимая, что им было бы конечно проще, если бы тетку можно было положить в акью.

– Здесь на этом маршруте самое сложное правильно сработать сопровождающему, – произносит главный судья соревнований Егорин, когда ребята уходят наверх готовить полиспаст, а я остаюсь с акьей, в которую мы упаковали Андрея.

Поднимаю голову и вижу над собой здоровенный карниз. Поздно. Переиграть уже ничего нельзя. Да уж, осечка вышла. Трассу соревнований, где придется поднимать и опускать акью – никто не знал. Ну что ж все как в жизни, в реальных условиях трассу не подготовишь заранее и не предугадаешь и придется работать там, где и придется. «Вот и проверишь, Ирочка, себя сейчас на вшивость, и насколько ты правильно со своей гордыней лезла в бутылку» – говорю я себе мысленно, скрывая за спокойным выражением лица и от Егорина и от Андрея то, как меня пугает, что мы сейчас застрянем под карнизом с акьей и мужикам придется спускаться и помогать мне ее вытянуть.

– Предыдущая группа слегка лоханулась и у них акья зашла под карниз, пришлось Ивану спускаться и помогать, – как будто прочтя мои мысли, произносит Сергей.

Вот акья трогается с места. Доезжаем до карниза. Висим. Пытаюсь достать до скалы ногами – не получается. Блин как же я оттолкнусь и оттяну акью, если не могу достать до скалы.

– Сможешь сделать самостраховку длиннее? – спрашивает Андрей.

– Все равно не достану.

Но все-таки решаю попробовать. Андрей достает кусок какого-то репшнура. Пока акья зависла, делаем оттяжку, я встаю в нее ногой и приподнявшись, перещелкиваю свою самостраховку, удлиняя ее.

– Ты там страховку не теряешь? – кричит снизу Сергей, явно обеспокоенный моими манипуляциями в воздухе.

– Нет, все в порядке. У меня две самостраховки, – отвечаю я.

Зависаю. До стены по-прежнему не достаю ногами. «Думай, Ирочка, думай».

Вот акья снова дернулась и поехала. Ее начинает заводить под карниз. Упираюсь рукой в скалу и отталкиваю один угол, тот, где ноги, одновременно дергаю на себя за веревки тот угол, где голова. После чего ухожу вниз под самое брюхо акьи насколько позволяет самостраховка и закидываю вверх ноги, как при спуске из вертолета. Ноги находят слабую опору в виде маленькой полочки. Веревка, тянущая акью, снова дернулась вверх. Я еще сильнее соскальзываю вниз и, упираясь в эту полочку, изо всех сил дергаю акью на себя и толкаю всем корпусом вверх. Начинаю,  подбираю ноги, оттягивая на себя акью и, наконец, мы переваливаем через карниз. Дальше уже остается работать не мозгами, а физухой. Но рано расслабилась. Под конец на этой трассе еще ждал внутренний угол со вторым более маленьким, но еще более коварным карнизиком, под который чуть не затянуло Андрюхины ноги. Но тут уже был самый выход наверх и с помощью мужиков удалось подцепить акью отдельным усом за голову, поставить ее вертикально и так протащить через этот угол.

Все мужики удивлялись потом, как я там прошла. Сама не знаю как. Видимо от страха. От страха за Андрюху, которого могло заклинить. И от того, что в свете всеобщего негативного отношения к участию женщин в жетоне, если я не вышла бы сама без помощи, то только дала бы лишний повод обвинить потом всех теток в их неспособности участвовать в спасах.

– Морозова Ирина. Жетон номер 25, – я подхожу к Волкову, который вручает мне мой жетон.

– Это мой номер. У меня был жетон с номером 25. Мы специально тебе этот номер выдали – гордо говорит Порохня, когда я пожимаю ему руку.

– Спасибо, Юрий Иванович, такая честь для меня, я даже не ожидала – искренне улыбаюсь я.

– Мы знали что делали, – произносит, стоящий рядом Монаенков и крепко пожимает мне руку. Это одобрение Монаенкова значит для меня многое. Еще в «Уллутау» я всегда нервничала под его жестким суровым взглядом. И наверно только на протяжении этих сборов я заметила, что за его военной выправкой и внешней суровостью скрывается достаточно чуткий и внимательный к другим человек.

– У нас с тобой один и тот же номер с разницей в 44 года, – признается мне потом Юрий Иванович.

– Что ж Юрий Иванович, теперь мне остается когда-нибудь получить жетон номер один, – шучу я.

«Жетонистам пришлось сдать 4 экзамена…», – читаю в прессе, вернувшись домой, слова Овчинникова.

Да, экзаменов, зачетов и тестов у нас было, пожалуй, больше, чем самого обучения. Да вот только настоящий экзамен пока еще не сдан. Говорят тяжело в ученье – легко в бою. Боюсь, что в данном случае все будет, конечно же, наоборот.

Что толку описывать и оценивать какими были сборы – хорошими или плохими, удавшимися или неудавшимися. Результат еще только впереди.