Эхо войны

Захаров Павел Павлович,
 МС ССР, профессиональный инструктор,
 писатель, Москва.

 После неторопливого, почти трехдневного похода, группа разрядников и инструкторов альплагеря «Домбай» приближалась к району Северо-Каракайского перевала в районе Аксаута. Так, во всяком случае, показывала старенькая самодельная картосхема. Но на ней искомый перевал значился несколько не в той стороне, о которой говорили инструктора Тебердинской турбазы, дававшие консультацию по маршруту.

Из альплагеря «Алибек» группа направилась к перевалу Джаловчатский, оставив Алибекский перевал «на закуску» похода, как путь возвращения. Устроив первый бивак на той стороне Джаловчатского перевала, рано утром начали подъем на перемычку в массиве Аксаута. (Намного позже эта перемычка получит название «перевал Нижний Аксаут»). Сюда было решено подняться, чтобы хорошенько рассмотреть открывающуюся панораму массива вершин Дейто-кая, Прото-кая, Кара-Кая.

 Следующий бивак группа сделала около вилки реки Аксаут и падавшей слева по ходу речки, бравшей начало где-то в конце массива Кара-Каи. Руководитель группы Магомедов Хаджи-Мурат Курманович (тогда еще просто Хаджик), начальник спасотряда альплагеря предложил группе сделать большой привал и совершить разведку, поднявшись на не сложный небольшой пик стоявший, над перемычкой, а может и каким то перевалом – на схеме его названия не было. Не торопясь, однимаясь по сильно разрушенным скалам и отдельным скальным блокам часть группы, которую вел Хаджик, поднялась на безымянный пик. Усиленно вертя головами, парни увидели совсем не знакомый и интересный с виду массив Кара-Каи с западной стороны. Вершинка, на которую они поднялись действительно стояла почти в центре стыка верховий двух урочищ. Отойдя чуточку в сторону, руководитель похода внимательно вглядывался в линии картосхемы. Наконец сориентировав картосхему по частям света, он как неуверенно произнес: «Кажется, пришли». Уже отдохнувшие участники разведочной группы внимательно ждали объяснений. Расстелив схему на плоской каменной плите, Хаджи-Мурат стал привязывать нанесенные на ней  вершины к натуре, начиная путь по схеме от вершинки, где они расположились (потом выяснилось, что поднялись они на Красную горку).

Разговор шел в основном по наиболее видимым вершинам и перемычкам разных гребней. Ниже, ущелье часто перекрывалось быстро бегущими слоями то ли тумана, то ли облаков. Когда сильный порыв ветра основательно разорвал пелену тумана, кто-то из группы воскликнул: «Смотрите! Смотрите! Прямо вниз и через ледничок! Под склоны смотрите!». Внизу, на той стороне небольшого ледника, начинаясь почти от края седловины или перевала (на схеме не было названия) изгибаясь плавной дугой, уходила красивая боковая морена. Но не это привлекло внимание группы. Почти по всей ее длине, верхняя кромка морены была, как бы расчерчена ровными и на равном расстоянии друг от друга поперечными белыми линиями. Начались недоуменные предположения. Но ничего толкового никто не смог предположить.

Время уже близилось к вечерним сумеркам и желание спуститься вниз и проверить необычное явление, уступило трезвому расчету – тогда уже точно за светло не вернуться в базовый лагерь.

Встав утром следующего дня пораньше, вся группа двинулась по уже известному пути к вершинке и оттуда увидела необъяснимый вид морены. Спуск прошел с трудом – эта часть вершинки скорее была похожа на скальную стенку, перемежающуюся наклонными полками – маршрут скорее был между 3б и 4а. Поэтому группа связалась в связки и по перилам начала спуск. Боковой карман морены был узким и глубоким. На подъеме группа натыкалась, на какие то остатки то ли строений, то ли стен, сложенных из камней безо всякой связующей массы между ними. Отдаленно они были похожи на сильно разрушенные карачаевские коши. По мере подъема, нетерпение участников группы все возрастало. Рассыпав колонну вдоль склона, каждый стремился поскорее достигнуть кромки морены.

Увиденное вначале повергло группу в тихое недоумение. Разбредясь по макушке морены, очень скоро люди стали бормотать какие то слова, среди  них все более четко произносились: «Да как такое могла быть? Что это такое? Господи, да сколько же их здесь!». Весь кант морены был выложен каменными «мешками». Как потом поняли – это были огневые точки, типа окопов, которые довольно надежно могли защитить человека с трех сторон. А вот белые поперечные линии, что они увидели со своей вершинки - это было ни чем иным, как выветренные и «обглоданные» непогодой, дождями и жарким солнцем – человеческие скелеты. Рядом с ними валялись проржавевшие винтовки и автоматы, солдатские лопатки, обрывки одежды, солдатские ботинки и гнилые обмотки, ложки, кружки и, конечно же – смертные капсулы в которых были записки и можно было разобрать то имя, то фамилию погибшего. Нашли офицерские планшеты и кобуры от пистолетов. Осознав увиденное, группа столпилась около остатков строения типа блиндажа и молча уставилась на Магомедова. Лица были бледны, дыхание учащенное, а глаза продолжали блуждать по останкам. Магомедов сглотнув комок, и тихо сказал: «По всему, похоже, что сами того не зная, мы вышли на Северо-Каракайский перевал. Здесь во время войны шли тяжелые бои. Мне рассказывали, что превосходство у немцев было огромным, но они не смогли оседлать перервал и открыть путь на юг.

Надо все зарисовать, привязать к местности, прочертить линии возможного огневого покрытия площадей ледника внизу и подходов к перевалу. Собрать по одному предмету всего того, что мы сможем унести, пересчитать окопы – огневые точки, а главное – не торопясь, анализируя все увиденное – почему они тут были и как практически сразу погибли? Это ребята, эхо Великой Отечественной войны. Все зарисовки, что мы сделаем и соберём остатки оружия, личных вещей и обмундирования, нам надо будет передать в Карачаевске властям».

По всему было похоже, что с 1942 года, когда на Кавказе шли кровавые бои, здесь никто не бывал и ничего этого не видел – все лежало так, как было оставлено в тот страшный год. Действительно, группа вышла в район боевых действий, о котором практически ничего не было известно. Основная масса немецких войск шла  по Марухскому ущелью, чтобы через наиболее легкий здесь, Марухский перевал, перевалить на южную сторону Главного Кавказского хребта (ГКХ) и прорваться к Черному морю. По-видимому, решив себя подстраховать, немцы решили предпринять разведку этого перевала, так как через него советские солдаты могли бы выйти немцам во фланг-тыл и нанести сильный удар. Этого не случилось, а вот эдельвейсовцы сами пошли на разведку. Мы может судить о событиях тех лет только строя схему возможных действий с той и другой стороны, но, принимая за основу расположение перевалов в данном районе, легко можно допустить такой расклад событий.

Два дня, от зари до зари, 18 человек потихоньку бродили среди жутких останков, когда-то созданной боевой линии защиты перевала. Все огневые точки прекрасно простреливали всю ширину лежавшего внизу ледника. Подходы так же простреливались огнем с морены. Но ни в одной огневой точке не нашлось никаких остатков уничтоженных пулеметов. Получается так, что защитники перевала были вооружены лишь винтовками (много их остатков валялось повсюду по линии обороны), да редко – автоматами ППШ. Чтобы как-то определить, кругозор обстрела из каменных мешков, кое-кто из смелых ребят, ложился в ячейку рядом с тем, кто почти 20 лет назад здесь лежал, и, пригнув голову чуть ниже бруствера, взглядом «обстреливал» все, что открывалось видимым ему.

Проверив всю линию каменных окопов, создалось предположение, что здесь была надежная линия защиты перевала. Но сразу появлялся вопрос: «Как эта линия, по сути, в один момент была уничтожена немцами?». Тот, кто выстраивал эту линию обороны явно не позаботился о ее тыле. Но как мог офицер, наверняка впервые попавший в столь сложную горную обстановку, знать, что торчащие позади морены скальные сбросы и стенки, уходившие куда-то вверх (Это были скалы нижней части Каракайской пилы), является (с военной точки зрения) доминирующей высотой и «держит на прицеле» сам перевал и гребень морены, и все подходы снизу из ущелья!?  Вот ее и использовали немцы для своего плана.

На следующий день, связавшись в связки, ребята фронтом начали подъем по крутым скалам вершинки (по характеру, почти стенной рельеф). Первые крики удачи раздались от связки выбравшейся на самое близко висящее скальное плечо над перевалом. Там тоже были огневые точки, но не такие капитальные, как на морене. Главное – вокруг валялась масса стрелянных, покрытых коррозией гильз. Все германского производства. Затем такие же находки объявились на полках гребня идущего вверх от перевала и на линии контрфорса «удачно» спускавшегося посредине стены и как бы закрывавшего снизу, все, что может происходить наверху.

Вот эти находки дали ответ – немцы, поднявшись на эти скалы с противоположной стороны перевала (из соседнего ущелья), не торопясь, оборудовали огневые точки, затем туда поднялись автоматчики и пулеметчики (судя по размеру россыпей гильз). По-видимому, внизу, на леднике, ведущем под склоны Северо-Каракайского перевала, был сделан отвлекающий маневр в виде массированной атаки (иначе, почему все огневые точки с нашей стороны были полностью заняты солдатами!?). Во время этого маневра, висевшие над перевалом скальные склоны ожили шквальным огнем, разившем еще наверно так ничего и не понявших бойцов. Когда группа пересчитывала огневые точки, собирала свидетельства той трагедии, все обратили внимание на то, что лежавшие под брустверами отдельные скелеты имели пулевые отверстия в затылках черепов. Можно сделать предположение, что другая группа немцев, после завершения уничтожения линии обороны, поднялась снизу, чтобы добить раненных Спустя много лет после этой находки, офицеры Ставропольского краевого военкомата, проводившие штабные учения в районе перевала Далар и Мырды (р-н Узункола), твердо сказали, что тот, кто организовал в далекие военные годы эту линию обороны, даже при желании не мог сделать ее лучше…, кроме собственнойзащиты с тыла. Выставили бы они на тех же полочках, даже  немногочисленные заслоны, и ни один немец не сумел бы зайти нашим солдатам в тыл. Внимательно рассмотрев на скору руку сделанную примерную схему того, что много лет назад увидела группа из «Домбая», штабные офицеры предположили, что эту линию обороны как минимум занимала стрелковая рота. Когда намеченная работа на морене была закончена, группа спустилась на ледник, чтобы проверить срединную морену и боковые края ледника. Отдельные связки на свой страх и риск организовывали спуск в ледниковые трещины на глубину веревки. Казалось, ну что можно было найти по истечении стольких лет прошедших после войны? Во время одного из спусков, из трещины вдруг раздался громкий испуганный крик и просьба побыстрее его вытянуть веревкой наверх. Разрядник был испуган, как говорят «до смерти». Хоть группа к этому моменту уже нагляделась на жуткие картины гибели массы солдат, увиденное им в трещине, похоже превосходило минувшие ужасы. В эту трещину спустился Хаджи-Мурат. Наконец раздался его голос: «Жестко закрепите веревку! Спустите еще двоих с ледорубами! Парней выберите покрепче, здесь чорти что творится!». То, что там увидели спустившиеся, действительно было похоже на какую то чертовщину. Из голубой стены трещины на ребят смотрело лицо советского солдатика накрепко вмерзшего в лед. В ледовом плену противоположной ледовой стены просматривалась голова немца в характерной кепке солдат дивизии «Эдельвейс». По видимому каждый из них в свое время провалился в трещину, а движение массы ледника соединило их в последнем свидании, запаяв навеки в ледниковом плену. Обследуя другие трещины в их стенах кое, где просматривались неясные силуэты, похожие на человеческие тела. Если только при поверхностной проверке группа сразу же обнаружила несколько подобных погребений, Сколько же здесь находилось тел погибших и тех и других солдат. Наших наверно больше – ибо здесь стояла часть, личный состав которой впервые попал в горные условия. А  противостояли им профессионально подготовленные горные егеря дивизии «Эдельвейс». Все попытки вырубить изо льда хоть какие то фрагменты одежды не привели ни к какому результату – лед настолько был крепок, что тупые клювы ледорубов даже не оставляли следа на боковых стенках трещины. Тщательный осмотр ледника дал несколько неожиданных находок: оружие, какие то мягкие вещи, валенки. Оставаться дальше здесь уже не было сил, да и контрольный срок похода подходил к концу. Тщательно упаковав в рюкзаки трагические находки, группа пошла вниз по ущелью.

 Вместо предисловия и послесловия.

Описанные события происходили в июле 1960 года. Лето тогда выдалось на Кавказе обильным, на всякие трагедии. И как в те времена бывало, из Москвы по Кавказу пошла циркулярная радиограмма: «В связи с продолжающимися тяжелыми авариями и в целях профилактики НС., запретить до конца сезона все восхождения выше 2 к.с.». Бывало, что запрещали вообще все восхождения. Кто-то из участников лагеря уехал сразу домой, кто то решил просто побродить по окрестностям – отдохнуть и позагорать, были такие, кто решил использовать время для отдыха на море и пошел через Клухор в Сухуми. Но чем было занять сразу оставшихся без работы инструкторов? Начальник спасательного отряда альплагеря «Домбай» Хаджи-Мурат Курманович Магомедов придумал выход из положения – он предложил провести поход в дальние углы Аксаутов за перевалом Джаловчат (в Алибеке), выйти к Северо-Каракайскому перевалу, чтобы заглянуть на массив «с тыла» и попробовать привязать к схеме вершины с такими не обычными названиями Дейто-кая и Прото-кая, а там – будет видно, куда еще заглянуть. В те годы, район вершин Аксаут, Кара-кая и прилегающих ущелий из-за их отдаленности от Домбая, редко посещался для совершения там восхождений: большая часть расположенных там вершин была неведома для «Домбайцев». Вот Магомедов и предложил освободившимся от отделений инструкторам  совершить большой разведочный поход в тот район. Мало кто из них отказался от заманчивого предложения. К инструкторам присоединились разрядники закрытой смены. Вскоре экспедиция вышла в поход. До самого момента подъема на безымянную вершинку над неизвестным альпинистам перевалом, никто из участников будущих событий ни о чем и не догадывался. Местные власти в Карачаевске, которым были принесены те трагические находки, отказались принимать собранные предметы (они вскоре при поисковиках все были уничтожены), а самим альпинистам посоветовали (приказали) замолкнуть, и в целях личной безопасности никому об этом впредь не рассказывать. Тогда пришлось так и сделать. Многие годы после ВОВ официально считалось, что на перевалах ГКХ не было мало-мальски крупных боевых действий, и всяческое упоминание о них считалось нагнетанием не соответствующего действительности настроения о безысходности неподготовленных войск, брошенных в свое время в столь суровые условия, как война в горах. Многие годы после войны, альпинисты и группы горных туристов не раз на своем горном пути наталкивались на линии обороны наших войск, сохранившиеся боевые ячейки, полуистлевшие документы, брошенное оружие и амуницию бойцов. Попытки привлечь внимание местных властей к своим печальным находкам оканчивались, так же как и у «Домбайцев». Первым серьезным знаком внимания властей к погибшим в горах во время ВОВ бойцам и командирам Красной Армии было проявлено в Ставропольском крае в 1963 году, когда начались крупномасштабные работы по розыску останков погибших воинов на Марухском, Санчарском и других перевалах ГКХ. В августе был совершен необычный поход: ветераны частей воевавших на перевалах Западного Кавказа, большим походом прошли по местам боевой славы. Колонна более чем из 2000 человек - ветераны ВОВ и сопровождавшие их альпинисты, шли к Марухскому перевалу. Впереди колонн, поднимавшихся на перевалы, шли солдаты с миноискателями и готовили безопасный путь ветеранам. С этого года на перевалах ГКХ: Клухорском, Марухском, Наурском, Санчарском, Донгуз–Оруне, Бечо, Мамисоне, Крестовом, Хотю-тау и многих других местах боев, стали устанавливаться обелиски и памятные мемориальные доски.

Донгуз-Орун. 1965 год