А БЫЛ ТАКОЙ СЛУЧАЙ…
 Игорь
Виноградский – актер, драматург, КМС
1. ЖИВОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СЛОВО
Как-то в далекие, славные, ранне-безенгийские
времена, один мой дружок Эрнест Степанович
Антипенко где-то откопал, запомнил и
привнес в наш обиход хорошее ласково-ругательное
слово «животное». Наш тогдашний спортивный
лексикон и так не блистал особыми перлами, и,
хотя откровенная ненормативная лексика была у
нас в ходу только выше снеговой зоны и
исключительно в экстремальных обстоятельствах,
место “животному” в наших диалогах нашлось
довольно быстро... И вправду, как замечательно,
энергично и в то же время вполне интеллигентно
звучит:
– Эй, ты, животное! Страховка готова?
Или:
– Ну, ты, животное, что ж ты лед над головой
такими кусками рубишь? Руби мельче!
Или:
– Слушай, животное, сегодня ты палатку несешь,
твоя очередь! Ничего, что она обледенела, что
вдвое тяжелее; тебе, животному, это только на
пользу пойдет.
В общем и целом – «животное» да «животное» – и
так целых тридцать дней удлиненной безенгийской
смены! А в конце сезона, что называется «под
занавес», чтоб дождаться хороших и дешевых
сухумских фруктов и молодого вина, поехал я в
Домбай инструктором отделения новичков...
Понятное дело, что при первом удобном случае
говорю им:
– Ну, вы и животные!
Как они обиделись, мать честная! Чуть ли не к
Начальнику Спасательной Службы хотели идти с
жалобой, как это инструктор, понимаете ли,
приличных людей животными обозвать вздумал!
И как я их ни убеждал, что слово это живое,
человеческое, с неким ласкательным оттенком и
при том вполне цензурное – ни в какую.
Обиделись! А с обиженным отделением, что за
удовольствие работать?
И вот настал наш день дежурить по лагерю. Я
самых обидчивых, естественно, на кухню послал
картошку чистить. Примкнувших к ним – на склад
снаряжения старые веревки отбраковывать, а сам
раскрыл, взятую в библиотеке альплагеря, книжку
«Петербургские повести» и читаю: «В именье
помещика Тютькина, что в Тверской губернии,
заехал по дороге домой его дружок и
однополчанин, сосед по имению помещик
Финтифтиков, чему Тютькин был рад ну просто
несказанно. И стал он обнимать своего старого
приятеля, и целовать в усы, и называть...».
Глазам своим не верю, но читаю: «...и называть
ЖИВОТНЫМ и всяко по-другому исключительно
ЛАСКОВО…!!!». И кто это, вы думаете, написал? А
великий русский писатель Курочкин!
И тут понял я, что оправдан в суде самой высшей
литературной инстанции перед лицом своего
заносчивого, но слабо-образованного отделения!
Не поленился я, вышел из своей инструкторской
каморки, быстрым шагом прошел на «линейку», где
возле мачты с голубым флагом висела лагерная
«рында» – пустой газовый баллон со скальным
молотком, привязанным репшнуром, чтобы не
слямзили, и как ударю по ней от всей души!
Двух минут не прошло, как мое дежурное отделение
передо мной строем выросло. Мордашки
встревоженные. Глаза круглые – «Что
случилось?!». Поставил я перед строем старосту
отделения, девушку красивую и потому особенно
обидчивую, и говорю ей:
– Прочтите, пожалуйста, громко и с особым
выражением вот этот абзац из повести знаменитого
русского писателя Курочкина...
Та стала читать, а как до «ЖИВОТНОГО» добралась,
остановилась. Я говорю, мол, вы как-то вяло,
формально читаете, а попробуйте эти
замечательные строчки с подъемом, с сердцем, от
души произнести, особенно вот эти слова о том,
как один помещик другого ласково называл, вот,
пожалуйста... Она поначалу в мою изощренную
издевку даже не врубилась, а ее коллеги – тут
же, и за милую душу стоят, улыбаются и даже
хихикают.
– Так вот, – говорю я, – ваш инструктор
специально всю ночь не спал, искал подтверждения
тому, что слово «животное» вполне легальное и
обижаться на него не следует. Понятно вам,
животные вы этакие?! А сейчас – марш по местам.
Кто был на кухне – те на склад. Кто на складе
был – те на кухню!
Славное все-таки, помнится, было то, обидчивое
поначалу отделение, да и годы были неплохие, что
бы там о них сейчас ни писали газеты. Может
быть, и не вспомнил бы я сейчас ту пору и друга
моего Эрнеста Степаныча – светлая ему память –
если бы в одной умной книге «Язык телодвижений»
не обнаружил одну цитату, нужную мне для моей
собственной работы, посвященной шоу-бизнесу и
адресованной молодой студенческой публике:
«Многим людям трудно смириться с мыслью о том, –
пишет уважаемый австралиец Аллан Пиз, автор
многих бестселлеров, связанных с механизмами
человеческого общения, – что человек – всего
лишь ЖИВОТНОЕ, ХОМО САПИЕНС, род приматов,
существо, лишившееся шерсти, научившееся ходить
на двух конечностях и обладающее живым развитым
мозгом. Как и другие животные, мы подчиняемся
общим биологическим правилам, которые управляют
нашим поведением...».
«Замечательно сказано, – подумал я, – браво,
коллега! Вот только не обидятся ли наши
студенты, наши «животные» на такое сравнение? На
эти академически верные, хотя, может быть, в
этом контексте и не такие уж, как у Курочкина,
живые и ласковые слова... Животные – они ведь и
есть животные, особенно когда молодые!» – решил
я и вспомнил эту историю. Свою молодость.
Безенги. Друга Эрика. И железной рукой переписал
из книги Пиза его слова в свою собственную
работу.
2. ВАС НЕ ПОЙМЕШЬ, ТОВАРИЩ ИНСТРУКТОР!
Давно известно, что зимой и летом в горы
приезжает разная публика. В первую очередь по
социальному составу. По материальному положению.
А, соответственно, по привычкам, вкусам, манере
поведения и всему остальному. Горнолыжный спорт
– спорт дорогой, и в первую очередь – по
снаряжению. Лыжи, ботинки, палки, комбинезон,
даже очки – все это стоит кучу денег, не говоря
уже об оплате жилья, подъемников, проблемах
вечернего времяпровождения... А альпинизм –
попроще, хотя и тут хорошо иметь современный
ледоруб, легкие «кошки», ботинки «Вибрам»,
газовую горелку, непотеющую водоотталкивающую
штормовку. Сегодня всего этого добра в магазинах
– пруд пруди, были бы деньги... А тут еще
вдобавок к альпинизму, горнолыжному спорту и
скалолазанию новый вид спорта появился –
ледолазание, а там «свои песни», как говорится.
И в то же время очень часто случается, что
человек, впервые приехавший в горы летом,
«попробовавший» рюкзака на крутой тропе и
«отдавшийся» мокрому спальнику при ночевке на
леднике, приезжает потом в горы зимой,
становится, кроме альпиниста, еще и слаломистом.
При этом бывает, что попадает он к тому же
инструктору. Случайно или по предварительной
договоренности – всяко бывает!
Был у нас такой инструктор Зинур. Молодой,
красивый, гибкий, курчавый «восточный человек»,
гроза всех блондинок. И то, что он был не
традиционный ухарь-грузин, а достойный сын
великого казахского народа, с нашей точки зрения
только украшало его, хотя вроде бы и нарушало
кавказскую монополию на представительниц
прекрасного пола.
Итак, начало марта. В Домбае – праздник, солнце,
сверкают снежные склоны, вьются на ветру
разноцветные флажки слаломных трасс, терпеливо
ползут кресельные подъемники, звучит музыка,
фонтаны снега взлетают из-под лыж мастеров,
кувыркаются новички – веселуха! И вот летняя
воспитанница инструктора Зинура выходит на
трассу и начинает «скоблить склон» в «железном
плуге», лишь временами совершая поворот «методом
переступания»... При этом ноги она держит не
вместе, как полагается при нормальной
горнолыжной технике, а на расстоянии, вдвое
превышающем ширину плеч. Все смеются, все
довольны – это же аттракцион! Однако надо знать,
что летом, при освоении альпинистской техники
хождения на «кошках» по льду или по крутому
гладкому фирну, команда инструктора призывает
участников как раз именно к тому, чтобы держать
ноги шире, избегая зацепов «кошкой» за «кошку»
или за штанину наших широченных брюк. Это
известно и понятно почти для всех, кто стоит на
склоне. Инструктор Зинур, увидя такое позорище,
что было силы орет в мегафон на пол - Русской
поляны: «Лена, Лена, сколько раз тебе говорил:
уже ноги, уже ноги, Лена, Лена, уже ноги…!!!». И
тут к Зинуру подъезжает Лена и возмущенным
голосом почти так же громко и обиженно заявляет:
«Да ну, вас не поймешь, товарищ инструктор, все
лето говорили – Лена, шире ноги, шире ноги!».
Возможно, что ее невольная шутка прозвучала
пошловато, но в тот момент, в той обстановке,
для понимающих людей, она оказалась уместной и
понятной во всех горнолыжных тонкостях…
3. ЧЕЛОВЕК С ДОБРОЙ ПАМЯТЬЮ
Фред, друг мой далекий, как ты там
поживаешь, в своей Америке? Вспоминаешь ли те
времена, когда «бродили мы походами» по Кавказу,
Памиру, Тянь-Шаню? Фред, у нас сейчас все как
сумасшедшие, все вспоминают. И то, что было, и,
даже то, чего не было. Что ж нам с тобой и
вспомнить нечего? Про «Коммунизм» я уже
вспоминал. А про стену Восточного Домбая с
траверсом до Главного ты помнишь?
И чего мы туда поперлись, ты можешь вспомнить? А
просто так! Ради хорошей кампании. И все у нас
было. И были силы. И стояла прекрасная погода. А
потом, приглашал в группу не кто-нибудь, а
Гурий Чуновкин. Как отказаться? Еще
обидится. В следующий раз на сборы не возьмет. И
вообще… Чего не сходить на гору, на первенство
Ленинграда? Тем более, что профсоюзного харча
дают из расчета 2 рубля 52 копейки в день на
человека. А это уже – с собой не унести наверх.
Надо добирать шоколадом и оставлять внизу.
Правда, если ты помнишь, Фред, мы тогда
«психанули» и выписали на складе 800 грамм
настоящей черной икры! С ней потом неувязочка
вышла. Она была сначала в газету «Правда»
завернута и вместе с ней положена в
полиэтиленовый мешок. И в рюкзак. А на рюкзаке
потом сидели. На стене его вытаскивали. В общем,
перемешалась черная икра с газетой «Правда»,
так, что все ее есть отказались. А я сказал, что
мне, как работнику печати, это очень даже
кстати. И ничего, очень было даже вкусно…
А как нам, вместо мяса живого гуся всучили? Мы
его еще собирались до Домбайского перевала
«своим ходом» ледорубами гнать, чтобы не тащить
в рюкзаке глупую птицу. Но так, как резать гуся
наверху охотников не нашлось, внизу его зажарили
и даже раздели. Мне по жребию досталась шея.
Длиной с ледоруб. И такая же жесткая. Было
полное впечатление, что этот гусь такой гордый
был, что не разу ее не сгибал. А еще я хорошо
помню раннее утро, перед выходом на стену.
Туман. Полумрак. Снежный цирк между Главным
Домбаем и Восточным – место мрачное. На половину
в камнях, ссыпавшихся с обеих вершин. Подходим к
скалам, а на них не перебраться! Начало
сентября. Жаркий сезон был. Лед отошел от
каменных плит метров на пять – и не прыгнешь.
Надо вниз спускаться метров на 10-15, а там все
обледенело, и вода бежит ручьями, мерзость… Плюс
к тому, надо спешить – над головой, где-то в
середине стены – висячий ледничок. Как на него
упадут первые лучи солнца, он оживает и валит
вниз глыбы льда. Не успеем уйти из-под него –
все будет у нас на голове. Помнишь, еле вылезли
из мокрого «рантклюфта» и бегом наверх, чтобы не
присыпало льдом. Ну уж «бегом» по крутой
скальной стене, это, конечно, слишком, но что
торопились, как на поезд, это так.
Лезем, упираемся, а я еще в верблюжьем свитере
под пуховкой, – жарко стало, пот глаза заливает,
раздеться надо, но как? Вижу впереди скальный
«козырек» нависает, думаю – успею! Рюкзак
скинул, лямку за выступ, верх растянул, чтобы
свитер с пуховкой скинуть. Только стащил с себя
свитер, сверху как «шуранет»! Посыпалось! Я
голову с каской под скальный козырек. Поток
ледовых обломков за мной летит, притихло все.
Смотрю – у меня полрюкзака льда насыпало!
Нехорошо было, но обошлось…
А какой нас сюрприз на втором взлете ждал, ты
помнишь, Фред? Ни черта ты не помнишь. Где тебе
помнить, когда ты сам говоришь – русские буквы
забывать стал… Там, по описанию, до Главной
вершины – четыре «зеркала», четыре взлета и у
каждого наверху – площадка. Это важно, так как
сам гребень узкий, будто нож, сидишь верхом –
одна нога в одном ущелье, другая в другом. Но
весь путь – только вверх. По описанию. Ни шага в
сторону, ни шага вниз. Ты помнишь, как мы после
второго взлета к краю площадки подошли… Мама
родная! Провал! Отвес! Вниз – метров 40. Откуда
эта дырка в гребне здесь взялась?! Потом
сообразили – после прошлогоднего (1963 года –
прим. ред.) Домбайского землетрясенья. Отвалился
кусок примерно метров 40 на 100 и ушел в
пропасть. Нам кто-то внизу говорил о такой
возможности, но мы в толк не взяли. Что делать?
Навесили веревку, слава богу, что ее хватило,
только по линии отвеса пришлась она не на
гребень, а мимо, метрах в трех. Надо пауком
раскачиваться и цепляться за выступы –
удовольствие ниже среднего… Но ничего – и
спустились и вылезли. Гурий тогда в полной силе
был, никого вперед не пускал, сам лез. Ну и
ладно!
Помню, как стояли мы на вершине. Даже какие-то
опустошенные внутренне. Очень много горе отдали.
А тут еще этот спуск дурацкий. Помнишь? Все так
и тянет вниз и налево, на плато, ближе к дому, а
туда нельзя, там отвесы, надо вдоль гребня лезть
и со страховкой, и внимательно, ну до чего
противно, правда? Впрочем, тебе, Фред, наверное
было противнее всех, ведь ты где-то там на плато
пару лет назад в ледовой трещине сидел, если мне
память не изменяет. Помню, что мы все активно
острили на этот счет, а ты всем своим видом
показывал, что шутки у нас дурацкие… За это
восхождение нам потом на первенстве города
какие-то значки дали и бумажные грамоты.
Помнишь? Ничего ты не помнишь, Фред, но, слава
богу, среди твоих друзей есть еще люди с
хорошей, цепкой и доброй памятью!
4. КОНЕЦ СЕЗОНА
Конец сезона в горах – всегда событие
грустное... И сезона зимнего – горнолыжного, и
летнего, альпинистского, – тем более. С каким-то
особенным надрывом и вполне искренней болью,
звучат в эти дни слова наших песен: «В суету
городов, и в потоки машин, возвращаемся мы, –
просто некуда деться…». Или: «Лыжи у печки
стоят, гаснет закат за горой, месяц кончается
март, скоро нам ехать домой…». Это – традиция.
Это – ритуал. Это – незабываемо.
Другое дело – начало сезона. В альплагере
«Звездочка» летний альпинистский сезон начинался
обычно в середине мая, с торжественно
объявляемого «Методического Сбора Инструкторов».
Практически, мы занимались хозяйственными
работами, – отбраковывали на складе веревки,
штормовки, «кошки» и другое снаряжение, таскали
матрасы, осматривали и «актировали» учебные
скальные маршруты, проверяя, не отвалилась ли за
зиму та, или иная зацепка, не откололся ли
используемый для страховки выступ, а на «большом
тренировочном камне» обычными вениками прочищали
маршруты от осколков бутылочного стекла. У
впавших в пьянство участников соседней турбазы,
была мода бить пивные бутылки именно об этот
тридцатиметровый камень, возвышавшийся посреди
уютной лесной полянки… Кроме того, на метод
сборах мы читали и обсуждали спецлитературу –
«Анализ несчастных случаев» предыдущего сезона,
документ серьезный и поучительный.
Любому инструктору альпинизма следовало помнить,
что большинство несчастных случаев происходит на
спуске с вершины, когда ослаблено внимание, и,
вроде бы, уже «все позади»… Что многие
неприятности происходят при переходе с одного
рельефа на другой: со скал – на лед, со льда –
на скалы, или снег… Что значительный процент
аварий дает на нашем снежном Кавказе, именно
лавинная опасность, ледовые обвалы, коварные
«закрытые» трещины. Ну и плюс, как сейчас
принято говорить, «человеческий фактор».
Неправильный перерасчет времени. Переоценка
своих сил. Лихачество, а иногда, наоборот –
трусость…
Что бы там сейчас не писали в газетах про
большевиков, но система подготовки классных
альпинистов в СССР была разработана уникально…!
И за многие ее положения заплачено кровью… В тот
памятный, для меня год конец сезона подкрался,
как всегда, незаметно, как у нас еще поется, –
на «лисьих лапах» подобралась золотая осень,
обагрились золотом леса, каким-то особенно
прозрачным и чистым стал воздух, группы
участников, одна за другой, уходили через
Клухорский перевал в Сухуми. В душе разливалась
грусть…
Между альплагерями Домбайской поляны в те годы
существовали официальные соревнования: по
скалолазанию, например, или по спасработам, и
были еще соревнования негласные – у кого лучше
повар, где поновее снаряжение и вкуснее шашлыки.
По шашлыкам чемпионом был, конечно же, «Алибек».
Перед входом в лагерь, прямо возле дороги
раскинул свое заведение веселый армянин дядя
Яша. Заведение, то бишь шашлычная, состояла из
ларька, он же склад, он же спальня, хорошего,
просторного крепкого деревянного стола,
профессионального мангала с углями, дырочками и
шампурами и большой (дяде Яше прямо по горло)
бочки с солеными огурцами и помидорами –
совершенно замечательного спецпосола. Дядя Яша
получал от альплагеря «за так» электричество и
потому инструкторов всегда обслуживал вне всякой
очереди, более того, шашлыки у инструкторов были
длиннее, вкуснее и мягче, чем у рядовых
участников лагеря. А когда дядя Яша запускал в
бочку свою натруженную на рубке мяса, волосатую
лапу, и говорил: «Ну на счастье, что попадется!»
– то инструктору попадался всегда увесистый
помидор, а участнику – средней величины
огурчик... И все были довольны, понимая, это
субординация, или каждому – свое.
Но вот наверх, в «Алибек», пришел слух, что
внизу, в «Звездочке», тамошний начуч ЗМС Е.А.
Белецкий в честь конца сезона закатил за счет
лагеря потрясающий банкет с шашлыками, сухим
вином и песнями, практически до утра. Это был
вызов, и альплагерь «Алибек» принял его. Дядя
Яша получил деньги и строгий наказ, срочно
привезти из Кисловодска в избытке достойного
алибекских инструкторов, мяса. И выпивки,
разумеется.
К алкоголю в альпинизме, вообще говоря,
относятся сдержанно, но многие помнят, что для
окисления известной молекулы ЦЕ-два, АШ-пять,
точка – пять АШ-два-О, требуется большое
количество кислорода. Так что с некоторой точки
зрения, потребление алкоголя сродни обычному в
горах кислородному голоданию и может
рассматриваться, как тренировочный процесс.
Особенно в конце сезона... Шустрый дядя Яша
вскочил на свой мотоцикл с коляской,
оглушительно газанул на пол-ущелья и... исчез.
Время шло, дни летели, как золотые листья с
берез, а ни дяди Яши, ни шашлыков не было. Более
того, выяснилось, что в лагерной бухгалтерии нет
нашей зарплаты! И мы вместо денег получали
только «железные обещания» выслать деньги никак
не позже Нового года... Нет, конечно, тогда, как
сейчас, все-таки, не воровали, в альпинизме, по
крайней мере, и мы понимали, что зарплату нам, в
конечном итоге, вышлют, но... дорога ложка к
обеду! А впереди – Сухуми! И мы решили – ждать,
стоять до последнего. Мы натаскали матрацев в
просторную Учебную часть, запаслись бензином для
примусов, и, так, как кухня уже не работала,
объединили все продукты «случайно» задержавшиеся
в наших рюкзаках за три месяца инструкторской
работы. И поняли, харчей столько, что до Нового
Года мы здесь и так проживем. В том смысле, что
будем стоять, то есть лежать, – до победы.
Стоять и лежать с нами до победного конца
мужественно согласились несколько отважных наших
воспитанниц. Плюс к этому у нас была еще и
гитара. И вот на третий или четвертый день,
ближе к ночи, нас, что называется «прижало».
Выяснилось, что на исходе горючее, то есть и
бензин и, простите, водка. А за окном, как
говорят, валом валил мокрый пушистый снег и
завывал холодный ветер... Солнечный Сухум в
сознании начинал меркнуть, – могли закрыть
Клухорский перевал...
Но тут прошел слух, что тайно, «тихой сапой»
домой в свой ларек пробрался негодяй – Дядя Яша.
Гневу нашему не было предела!
Тут же был организован карательный отряд...
Прошло около часа. Дверь в учебную часть
распахнулась. На пороге ее стоял Старший
инструктор, Командир отряда, Почетный Мастер
Спорта – не помню фамилию – в овчиной дохе с
капюшоном, припорошенным тающим снегом. Под
дохой, на голое тело у него были одеты видавшие
виды штормовые брюки, а из нагрудного кармана и
двух боковых торчали 4(!) бутылки водки,
емкостью в ноль-пять литра, потому, что большего
разлива тогда, при большевиках, не делали.
Оказалось, что все было не так просто. Хитрый
Яша забаррикадировался в своем ларьке, ни на
какие переговоры не выходил и делал вид, что его
нет... Тогда Старший Инструктор, Командир
отряда, Почетный Мастер Спорта, – фамилию не
помню, – пошел к бульдозеристу Лехе и разбудил
его. Тот понял ситуацию, завел бульдозер,
подъехал к Яшкиному ларьку, стоявшему на самом
берегу реки Тибердинки, и ревя двигателем, стал
раскачивать этот «скворечник», угрожая сбросить
его в ревущий горный поток... Шашлычник
перепугался еще больше, видимо, от этого
протрезвел, и тихим голосом спросил, а что,
собственно, вам, ребята надо?... Ему объяснили,
он открыл форточку. На самом деле бутылок водки
было 5 – одна пошла на оплату труда
бульдозериста Лехи, который в ведре притащил нам
еще и остатки помидор из Яшкиной бочки… И пир
пошел с новой силой. Мы вспороли и вывалили на
сковородку последние банки тушёнки, рассыпали по
одеялам, служившим нам «дастарханом» печенье с
конфетами, вскипятили последние остатки чая…
Банкет удался на славу! Мы так громко и отчаянно
орали свои песни, что к утру в бухгалтерии
как-то сами собой нашлись для нас деньги. А на
оказавшемся, по счастливой случайности,
свободном грузовике, верный друг, бульдозерист
Леха, доставил нас почти к самой высшей точке
Клухорского перевала… Нам оставалось пройти
только по берегу озерка, после чего, путь шел
вниз и только вниз, до самого синего в мире –
Черного моря. Леха проводил нас до этой точки, и
даже дал каждому из нас дружеского пинка –
пониже спины – чтобы нам быстрее спускалось… А
тут и дождь со снегом прекратились. И выглянуло
ласковое кавказское солнце…
Это давно замечено, если ты хорошо поработал,
получил зарплату, устроил банкет, прилично выпил
вечером и ночью, спел массу своих любимых песен,
то наутро жизнь в окружающем мире как-то
налаживается сама собой и снова над твоей
головой светит солнце, и ветер разносит темные
тучи… |
