ПОБЕДА, 1971…
Котляров Владимир,
к.т.н., КМС
Меня всегда привлекала сама Гора. Будь это
Белала-Кая, Корона или Бжедух. Так и с пиком
Победы. Мне кажется, я хорошо помню маршрут.
География района, описание маршрута на Победу
через Важа Пшавела с ледника Дикий (по
"грузинам"), траверс вершин и другое. Все уже
давно и много раз описано (ПИК
ПОБЕДЫ (7439) – НОРМАЛЬНЫЙ СЕМИТЫСЯЧНИК…).
Так что же написать?
Все известно. Длительная подготовка к
экспедиции, перелеты самолетом, вертолетом,
организация базового лагеря на леднике Дикий,
разведывательные выходы, в т.ч. с ледника
Звездочка, на котором мы по очереди изображали
памятники "грудь-голова", проваливаясь в
закрытые трещины, заброски, организация
промежуточных лагерей (КАМНЕПАД
НА ПОБЕДЕ). Первые заболевшие (по
разным причинам). Из-за них врач (сельский
доктор),
Герман Андреев, находящийся в
прекрасной спортивной форме и не являвшийся
штатным врачом экспедиции, был вынужден
отказался от восхождения. Штатным врачом
экспедиции был КМС, врач психиатр -
С. Зысин.
На забросках больше всего я запомнил бидон с
вареньем, который тащил в дополнение к рюкзаку в
руках. Вес рюкзака не помню, вес осатаневшего
мне бидона помню отлично, особенно на взлете при
выходе на гребень. На кой черт его тащил? Два
дня мы отсиживались из-за непогоды. Прекрасно
помню лагерь 4 на высоте 6400 метров. Была
прекрасная погода, было холодно. Попытка вырыть
в склоне пещеру была неудачной. Провозившись
около часа, мы прорубились внутрь горы и
оказались на балконе, под нами (внутри горы)
разверзлась, казалось бездонная пропасть, из
которой тянуло мертвящим холодом, и было как-то
неуютно. В итоге мы поставили палатки на склоне.
Прямо перед нами стоял освещенный солнцем Хан со
своим серповидным на фоне неба гребнем и белыми
флагами. Вот это Гора! Ну, что далее?
Попеременное лазанье по скалам со льдом. Когда я
шел впереди, то на одной из остановок я
умудрился сесть на полке на труп, завернутый в
палатку и оставленный предыдущей экспедицией,
и я не сразу это сообразил. Вот и выход на
вершину Западная Победа (Важа Пшавела). То
гулянье по снежным полям с заходом в Китай
(государственная граница была неотчетливой), то
движение по узким гребням с карнизами уже на
высоте 6800 метров. И ночевка под вершинным
взлетом на высоте 7100 метров. На следующий день
были на плоской вершине пика Победы и долго
бродили по вершине и искали туры с записками. Не
нашли, но свою записку оставили и сделали
панорамные фотографии, а также фото нашего тура.
Уже на спуске с вершины я почувствовал: что-то
со мной не так, очень уж некомфортно. Добрел до
палатки и сел, вставать уже не хотелось, хотя
понимал, что надо бы помочь подтянуть растяжки
палатки, что приготовить и т.п. Ночью не спал и
начал кашлять. Утром через силу собрал рюкзак,
выволок его из палатки и даже одел, но очень
скоро был вынужден его отдать. По-моему его взял
у меня силой
Варенцов Валера, а я продолжал еще
гундосить. Никогда еще и никому я свой рюкзак не
отдавал, а брать второй брал. Далее меня,
поскольку я стал ложиться на снег, поставили в
середину и заставили идти. Я понимал, что если
не пойду, то никто меня не понесет - рельеф был
сложный - узкий ледово-скальный гребень. Добрел
в середке до снежных полей. На этой высоте
испортилась погода: как всегда ветер и метель и
темно. Встали на ночлег. Все, и я в том числе,
заваленные снегом, залезли в палатку. Меня
затолкали в спальник, и я, естественно, захотел
пить. Кстати, лекарств вообще никаких уже не
было, как объяснял Сережа Зысин, они были
израсходованы на подъеме на
Валю Юферева, которого Сережа
периодически колол в задницу. Для того чтобы
растопить снег, нужно было зажечь примус,
который, конечно, был пустой. Сережа очень ловко
его прямо в палатке заправил, и, отставив
канистру с бензином в сторону, зажег спичку.
Вспыхнула вся палатка, горели спальники, включая
и тот, в который я был засунут, из горла
канистры било пламя как из сопла ракеты. Я
взирал на все это совершенно отстранено, все
равно ничего сделать не мог. А снаружи бушевала
метель. Тот же Сережа распорол палатку, и мы все
сразу же с головой оказались заваленными снегом,
но пламя погасло. Но помню, что я все же что-то
выпил, правда, меня тут же вырвало. На следующее
утро нужно было спускаться по вертикальным
скалам или спортивным, или дюльфером. Двигаться
нужно было быстро вниз, и я понимал, что
транспортировкой пострадавшего, то есть меня,
заниматься некогда. И "отважно парень на дюльфер
сел...", конечно, с верхней страховкой. До
снежных полей мне почти самому удалось
добраться, а далее я лег, и уже не встал. Меня
закатали в палатку, это было как во сне, и
скатывали вниз с попеременной страховкой.
Дело пошло быстрее. Со склона была связь с
базовым лагерем, и уже оттуда удалось связаться
с вертолетом геологов, работающих в соседнем
ущелье. Поэтому когда меня вытащили на ледник
Дикий, вертолет уже ждал. В вертолет меня
положили в той же одежде, в которой я был на
вершине, сопровождал меня Зысин. Уже подлетая к
погранзаставе, я ожил, и из вертолета вышел сам.
Далее автомашиной до Алма-Аты, самолетом до
Москвы и поездом до Ленинграда. В поезде я лежал
в проходе, кашлял, и дышал как загнанная лошадь.
Живу я недалеко от Московского вокзала. Сережа
Зысин на машине довез меня до дома, помог
дотащиться до квартиры и, усадив в кресло,
уехал. С помощью Алены (жена) и ее друзей я
через несколько часов оказался в институте
пульмонологии, где мне был поставлен одним
профессором диагноз сначала инфаркт, а затем уже
молодым хирургом фактический диагноз -
ознобление легких, после чего я отключился, а
когда пришел в себя, понял - что все позади. И
началась новая жизнь… |