ВОСХОДИТЕЛИ. БРАТЬЯ АБАЛАКОВЫ
Из
книги Анатолия Ферапонтова "Восходители"
Конечно
же, такая дружина, как нынешняя сборная края,
появилась не на пустом месте, были у нее и
славные предшественники. Братья Абалаковы –
первые из них. Третьего сентября 1933 года на
высшую точку Советского Союза – пик Коммунизма
(7.495 м) — поднялся Евгений Абалаков, первым и
в одиночку. Все спутники его, опытные
горовосходители, находились в тот момент ниже, в
промежуточных лагерях. А еще двое, вышедшие с
ним на штурм, остались обессиленные, дождаться
его в разных местах на предвершинном гребне.
Двадцатишестилетний Евгений преодолел все и стал
с этого дня альпинистом № 1 страны.
Мать умерла при родах Евгения, отец – два года
спустя. Так братья-погодки
Виталий и
Евгений стали сиротами, но именно они сумели
сформировать школу отечественного альпинизма,
быть его бесспорными лидерами на протяжении
многих лет. Судьба определила им родиться и
вырасти в Красноярске. Юность братьев прошла на
Столбах, и отменная школа скалолазания помогала
Абалаковым в грядущих восхождениях на вершины
Памира, Кавказа и Тянь-Шаня.
Они талантливо жили. Бог и родители щедро дали
им жизненных сил, щедро они их и тратили. В 1925
году братья уехали в Москву. Виталий стал
студентом МХТИ, Евгений поступил в Высший
художественный институт, но на каникулы они
возвращались в Красноярск. Тогда же, в 1929
году, братья совершили первое дальнее
путешествие: от Бийска пешком до Телецкого
озера, далее через хребет Корбу к реке Абакан,
по которой спустились на плоту до Енисея, а там
и до Красноярска. У путешественников почти не
было провизии, а все спальные принадлежности
туриста им заменял кусок клеенки. Неизвестно,
когда Абалаковы совершили свои первые
восхождения в больших горах, но уже в 1931 году
Виталий руководил альпинистской экспедицией на
Кавказ.
Покорение высшей точки страны входило в
программу исследований Памира, которая активно
осуществлялась в 20-е – 30-е годы. Специально
для этой цели в научную экспедицию 1933 года
была включена группа альпинистов из 12
человек. Уже на высоте 5 600 многие альпинисты
испытали жестокие приступы горной болезни. Позже
Виталий Абалаков разработает систему высотной
акклиматизации, а тогда еще никто не
представлял, что это такое.
Сегодня только в Красноярске есть несколько
мастеров, которые могли бы тогда сказать: “Вы,
ребята, тут посидите, а я сбегаю махом”, и на
второй-третий день уже бы вернулся. Но это стало
возможным благодаря опыту, порой горькому,
предыдущих поколений. Группа стала нести потери:
заболел и скончался носильщик Джумбай Ирале,
сорвался со склона и погиб руководитель
федерации московских альпинистов Николай
Николаев, тяжело отравился Шиянов, распухла
перебитая камнем рука у Гущина, у Гетье – три
сердечных приступа, еще один альпинист напрочь
отказался от дальнейшего подъема. Оставшиеся
восходители упорно продолжали разведку и
обработку маршрута, но все были измучены до
предела. Характерная деталь: зарядку по утрам
делал только Евгений (Виталий в этой экспедиции
не участвовал).
В лагере 6.400 Евгений поставил одну палатку, к
тому времени стало уже ясно, что он остается
единственным вполне дееспособным участником
штурма.
Кроме работы по самообеспечению, Абалаков вел
подробный дневник, писал акварели, оказывал
медицинскую помощь, варил пищу, таскал рюкзаки
своих товарищей, сновал челноком между лагерями
и отдельными участниками, спускал вниз
обмороженных и больных. Молодой Евгений стал
одновременно нянькой, командиром и рабочим, он
взял на себя решение всех вопросов и остальные
охотно с этим смирились. Официальный
руководитель экспедиции Николай Горбунов слал из
нижнего лагеря гневные записки (“дышит гневом” –
из дневника Абалакова), напоминая о
правительственном задании, требуя немедленного
взятия вершины. Неофициальный руководитель –
Евгений – работал. Вновь четыре дня почти
бесплодной работы, и вновь лагерь 6 900 в
одиночку ставит Евгений. Из дневника:
“Показались остальные. Нога за ногу. Первый –
Даниил Андреевич, как дошел, так и рухнул, и не
встает. Помог Антону Цаку дотащить рюкзак…
Измотались они крепко” Уже в темноте Абалаков
доводит всех в лагерь, затем спускается за
рюкзаком Горбунова и затаскивает его наверх.
Тридцатого августа Евгений устанавливает
двухпудовую метеостанцию; остальные больше
напоминают сомнамбул, поэтому обед тоже готовит
он. Ночью разыгралась буря, явление для таких
высот обычное, и под тяжестью снега рухнула
палатка Горбунова и Гетье; отрыл их, конечно,
Евгений. Крышкой от кастрюли. Он же
восстанавливает оторванные растяжки, варит обед.
Чем внимательнее вчитываешься в дневник Евгения
и в прочие мемуары, тем ясней становится, что к
третьему сентября положение стало критическим. К
тому же кончились продукты. В конце концов,
правительство не требовало, чтобы на вершину
поднялась вся группа, достаточно и одного
человека. Вначале с Абалаковым пошел и Горбунов,
но вскоре оба поняли, что уходит последний шанс
и Евгений предложил Горбунову развязаться.
Дальше красноярский парень пошел один. И взошел
– один.
Из дневника: “Вершина! Вот она! Не выдержал, от
волнения и радости на четвереньках вполз и лег
на чудесные, чуть тепловатые и защищенные от
холодного ветра плиты. Встал, огляделся. На
туманном фоне востока тоже встала огромная
фигура. Я замахал руками – и там поднялись
огромные лопасти и тоже замахали”.
Что за уникальный мотор работал в этом парне?
Его феномен нельзя объяснить только сибирской
закалкой, был у Евгения какой-то особый дар
общения с людьми в экстремальных условиях.
Альпинистская среда его обожала.
Четвертого сентября в лагере «6.900» трое: он,
Гетье и Горбунов. Евгений заканчивает сборку
метеостанции, и все начинают спуск, но тут
обнаруживается, что самостоятельно идти может
только один Абалаков: Гетье тяжело болен, у
Горбунова обморожены пальцы на ногах. Евгений с
трудом и огромным риском спускает их вниз.
Этот опыт пригодится ему спустя три года на
Хан-Тенгри. Тогда Евгению пришлось еще труднее,
он один спускал из-под вершины четверых тяжело
обмороженных друзей. Одним из них был старший
брат Виталий, ему пришлось ампутировать
несколько пальцев на руках и ногах. О спортивных
возможностях Евгения Абалакова можно судить, к
примеру, по результатам сезона 1935 года. За
июль-сентябрь он 30 раз прошел через высотные
перевалы Туркестанского хребта, поднялся на 10
вершин (из них на пять – по скальным стенам),
шесть маршрутов были пройдены впервые. И еще
был, пожалуй, рекордный по тем временам траверс
семи вершин Кавказа 1938 года или сложнейший
траверс Безенгийской стены.
Великий альпинист из Красноярска талантливо и
щедро жил, но погиб трагически и нелепо.
Двадцать четвертого марта 1948 года друзья
приехали к нему домой расслабиться. Пока
накрывали стол, Евгений решил принять ванну.
Друзья поздно спохватились, лишь почуяв запах
газа из ванной комнаты. Никто и никогда уже не
узнает, почему Евгений открыл газовую колонку,
но не зажег ее (и он ли это сделал). Ему был 41
год, для горовосходителя – пора расцвета. Именем
Евгения Абалакова назван пик на Памире и две
вершины на Тянь-Шане.
Его скульптурную группу “Альпинисты” (бронза,
гранит) можно видеть в Лужниках, а три
скульптуры хранятся в фондах Музея
изобразительных искусств им. Пушкина, что на
Волхонке. Евгений успел написать еще и книгу “На
высочайших вершинах Советского Союза”. Она
издана дважды – Академией наук и Красноярским
издательством. О литературном даре Евгения
Абалакова можно судить по следующим строкам: “То
сверкающая, радостная, то грозная и гневная,
вызывающая на единоборство, то таинственная,
неуловимой завесой скрывающая себя и лишь на
мгновение открывающаяся фантастическими
видениями, суровая, прекрасная, вечно зовущая
стихия горных вершин…” Он очень много успел,
этот парень с Красноярских Столбов.
После смерти Евгения лидером советского
альпинизма стал его старший брат Виталий. Никто
не сделал столько, сколько он, для разработки
теории восхождений, удобного и безопасного
снаряжения. Книга о нем не написана. |
