СПАСРАБОТЫ – 1961 и 1969 годы
Фред
Туник,
инженер, МС СССР с 1964
(живет в США уже 20 лет)
Много их было, но два эпизода оставили самые
острые воспоминания…
Первый – пустяковейшая по всем параметрам
спасаловка, но я в ней играл самую важную роль –
пострадавшего. В 1961 г. после траверса Домбая в
двойке я умудрился провалиться в последнюю на
Домбайском леднике закрытую трещину в её самом
глубоком месте в каких-то 200 м от начала тропы
на бараньих лбах. С обвязкой на поясе я пролетел
до дна, почти на всю веревку, протащив по
леднику своего напарника и завис сложенный
пополам (ногами и головой вниз, ягодицами вверх)
под 1-2-х метровым слоем снежно-ледовых обломков
моста. Только через пару часов мой напарник Изя
Литвак смог спуститься ко мне, откопать голову и
плечи и побежать вниз за помощью.
Ещё через час-другой, встреченная им группа из
4-х разрядников, шедших на свою первую тройку,
уже спустилась ко мне. Лежа вниз головой, в
узкой яме в трещине и сменяясь каждые 15 минут,
они постепенно выковыряли меня из ледяной
могилы. Последний акт – оторвать мои ступни,
примерзшие к уже разрезанным, но вмерзшим в лед
отриконеным ботинкам – потребовало немало
усилий. По моей просьбе они даже писали мне в
ботинки. Не помню уж как, но часов через 8-10
после падения я очнулся на леднике в палатке и с
блаженным чувством безопасности слушал, как мои
спасатели покрикивали на стыдливую Зинку,
сдиравшую с меня мокрую одежду и запихивавшую
меня в сухой спальник: «Ну что ты
отворачиваешься, дура, растирай ноги покрепче».
А потом прибежали из лагеря ассы - Боб Кораблин
и Юра Беляев, побив все рекорды подъема от
Домбайской Поляны до языка ледника. Упаковывая
меня в акью, они устало спорили: «Ну, ты меня
загнал!». Я навечно благодарен им всем, и
разрядникам, чьих имен, кроме Зинки, я так и не
запомнил, и Кораблину - Беляеву, и доктору, и
всем, кто нес меня много часов.
Другой эпизод – в противоположность
первому – уникальная во многих отношениях
спасаловка (шестерочная стена от 5000 до 6300 м,
всего 8 спасателей и 3 раненых, никакого
спецснаряжения кроме акьи, 3 дня на всё). И моя
роль в этот раз была, слава Богу, много скромнее
чем в первом эпизоде. Пострадавшие – группа
многократных чемпионов СССР Гурия Чуновкина,
заканчивавших в 1969 г. очередную рекордную
стену на ЮЗ Памире (п. Энгельса, 6500 м с Ю).
Золотые медали были уже почти в кармане (чуть ли
не последняя веревка стены перед вершинным
склоном, после 8-9 дней на отвесе), когда
камень с полкирпича упал с неба прямо на ягодицу
капитана, разбив вдребезги и ягодицу и надежды
на медали. Более того, рикошетом от Гурия камень
чиркнул, стоявшего метром ниже Лёничку
Бакурского сломав ему ключицу. С двумя раненными
из восьми, причем Гурий - тяжело, не могло быть
и речи о подъеме или спуске пострадавших своими
силами. Спасотряда у команды не было – только
наблюдатели, но в том же ущелье находился наш
сбор. В момент аварии наша группа уже шла на тот
же пик Энгельса по Кустовскому, первую для всех
нас шестерку. Нас пятеро: Адик Грачев, Алик
Гутман, Исак Гилютин и Саша Соколов - он самый
младший по возрасту и разряду (лишь несколько
дней назад он сделал свою первую 5б). Я старший
по чину и возрасту, и на мне руководство
группой. Мы встали на ночевку под стеной
невдалеке от начала обоих маршрутов. Вечер
прошел в радиопереговорах, без сна. Получив с
нашего сбора акью и подкрепление в лице опытного
и сильного мастера Саши Смирнова, а также двух
ассов из Ростовской команды (соперников команды
Гурия за Чемпионские медали) с их богатым
арсеналом снаряжения, мы повернули ночью на
маршрут Чуновкина. Мы, имея смутное
представление куда идти и явно недостаточную
квалификацию для такой стены: всего восемь
человек и только два мастера спорта. Нас должны
были подпирать 15-20 человек вспомогателей из
нашего и ростовского сборов. По совету команды
Гурия мы пошли на 100-200 м левее их пути – не
так круто, но открыто камнепаду. Нижнюю часть
стены начала обрабатывать ростовская связка Толи
Задорожного, но без акклиматизации (только что
поднялись с равнины) работать выше 5000-5200 м
они не смогли. Не представляю, сколько дней шли
бы мы эту стену, если б не мастерство и безумная
отвага Адика Грачева и Саши Соколова. Адик -
один из лучших скалолазов страны (он легко мог
ставить на стене ногу выше головы), без
остановки, как в трансе пролезал очередные 50-55
м (у нас были 60-метровые веревки), забивал
сразу несколько крючьев и обессиленный зависал в
забытье до подхода следующей связки с новой
веревкой и крючьями. После 2-3-х веревок он
позволял Саше Соколову сменить его. Двадцать
часов продолжалась эта гонка по более чем
километровой стене.
Уже в сумерках, подойдя в очередной раз к
заснувшему в измождении Адику, без очередной
новой веревки, в ответ на моё: «Погоди, веревки
кончились», я услышал его хриплое - «Всё,
пришли». Над нами был крутой снежный склон,
метров 60-80, и снова стена, но у подножия её
стоял Боб Васильев из команды Чуновкина и
показывал мне на палатку на снежной полке,
поставленную ими для нас. Веревок до палатки ни
у нас, ни у Боба уже не было, но это никого не
остановило. Наутро мы с Сашей Смирновым, взяв по
половинке акьи, уже карабкались по перилам к
раненым. Остальные начали организовывать перила
для спуска раненых от подножия перил Боба
Васильева. Наверху нас ждал сюрприз. Ночью, во
время связи, шальной камень достал-таки палатку
Гурия и угодил в каску Коли Романенко в тот
самый момент, когда он поспешно одевал ее,
услышав по свисту что это к ним гость. Колина
кисть руки и каска вдребезги, но голова цела.
Нас двое, да пятеро целых ещё чуновкинцев (Боб
Васильев, Витя Солонников, Жора Корепанов, Дима
Антоновский и Юра Комаров), три веревки, помимо
перил, и дюжина крючьев – не густо чтобы
спустить на 80 м акью с тяжело раненым и двух
ходячих одноруких инвалидов. К тому же
чуновкинцы, классные альпинисты и скалолазы, не
работали в лагерях и практически незнакомы с
техникой спуска акьи по стене. Из них только
опытный инструктор Лёня Бакурский знает это в
совершенстве. Но с перебитой ключицей он может
лишь объяснять, но не работать.
Несколько часов ушло, чтобы организовать спуск,
маятник и перестежку на крохотных площадках, где
и втроём-то тесно, над километровой стеной. Раз,
переходя с одной площадки на другую, я застрял
на 2-х метровой стеночке. Вибрамы мои беспомощно
скользили по невесть откуда взявшемуся натечному
льду, прусик намертво затянулся, и ни кусочка
репшнура чтоб сделать другой прусик или стремя.
Акья с Гурием уже висит. Все заняты страховкой,
узлами, тормозами. Мою отчаянную ситуацию
заметил Коля Романенко, сам занятый чьей-то
страховкой. Джентльмен в абсолютно любой
ситуации, Коля вежливо спросил можно ли мне
помочь и, не дожидаясь ответа, зубами и раненой
рукой (здоровая была занята) выковырял откуда-то
2-х ступенчатую лесенку, повесил на свою ногу и
держал её, пока я не выполз к нему. Самую
тяжелую, а на этой стене и самую опасную работу,
сопровождать акаю с Гурием вызвался неизменно
безотказный Юра Комаров. Один он знает, что
стоило ему удерживать много долгих часов хлипкую
акью с мечущимся в ней от боли и сознания своей
полной беспомощности Гурием. И прикрывать его
своим телом от свистящих рядом камней. И
удержать акью, не перевернув, когда маятник
сорвался, выдрав 2 крюка. Лишь к темноте акья с
Гурием была на снегу на 6200-6300, откуда
начинались перила 1,5 км вниз. Лёня и Коля
спускались почти самостоятельно, но в тесном
соседстве с кем-либо здоровым, чтобы помочь на
перестежках. На подъёме нам повезло: был
холодный день и камней падало немного. А день
спуска с верхней стены был теплый и камнями
перебило немало перильных веревок, да и в пустую
палатку под верхней стеной набросало с дюжину
булыжников. В день спуска по стене снова
похолодало, что, наверно, избавило нас от новых
аварий. Дальнейший спуск был столь же
стремительным, как и подъём. К вечеру третьего
дня спасработ Гурий уже был на тропе. И мы с
досадой смотрели, как вертолет из Душанбе
сбрасывает уже не нужные нам тяжелые катушки с
тросовым спусковым снаряжением под самую стену,
выше нас, черт возьми. Смех смехом, но потом нам
пришлось подниматься за этим железом, и тут уж
добровольцев не было. Все ссылались на усталость
и геморрой. Но устали все, а чей геморрой
заслуживал большей милости решал визуальным
осмотром наш командор Дмитрий Хейсин. Мне не
повезло, но это уже другая история мало
подходящая для книги. |