В КРАЮ ЗАГАДОЧНЫХ ВЕРШИН
Ю.В.
Вальтер: в журнале «Памир», №11, 1983;
публикуется с сокращениями под редакцией
Г. Андреева и В. Арановича.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В. Новиков, кандидат геолого-минералогических наук.
«…минуло много
лет с начала работ легендарной Таджикско-Памирской
экспедиции (ТПЭ) АН СССР. Заложившая основы современных
геологических знаний, во многом способствовавшая подъему
экономики молодой таджикской республики, эта экспедиция
оставила заметный след и в географическом изучении
нашего края. Многие ее участники стали
первооткрывателями ряда вершин, перевалов и ледников в
наиболее труднодоступных уголках республики. Одним из
первопроходцев ТПЭ был и Юрий Владимирович Вальтер
(1909-1983).
Топограф-изыскатель по специальности, человек сложной
судьбы, Юрий Владимирович за многие годы исколесил
практически весь Советский Союз. Работал в Сибири,
Забайкалье, на Кавказе, занимался теодолитной съемкой
рек и морского побережья в Заполярье. Но самыми
памятными и значительными для него были годы,
проведенные в Таджикистане. В составе отрядов ТПЭ Ю.В.
Вальтер в 1932-1935 г.г. обследовал восточные отроги
хребта Петра Первого, долину реки Мук-су и центральную
часть Алайского хребта, подготовив тем самым первые
топографические карты этих районов.
Свои воспоминания Ю. В. Вальтер связывает с 1932 г.,
временем создания и начала работ ТПЭ, тогда еще
именовавшейся Таджикской комплексной экспедицией СНК
СССР. В сезоне 1932 г. группе инженера-геохимика А. В.
Москвина, в которую входил и автор публикации, удалось
расшифровать загадку так называемого «Узла Гармо» на
стыке хребтов Петра Первого и Академии наук. Пройдя по
неизведанному ранее пути вдоль ледника Фортамбек, группа
А. В. Москвина вплотную приблизилась к высочайшей точке
Памира — пику Коммунизма. Ю.В. Вальтер был первым, кто
совместил на карте эту вершину с загадочным «пиком
Гармо», отмеченным еще в период деятельности
Советско-Германской экспедиции 1928 года. Поэтому мы с
полным основанием можем считать его одним из
первооткрывателей самой высокой вершины нашей страны.
Работы группы А. В. Москвина в бассейне ледника
Фортамбек стали решающими в ликвидации одного из самых
застарелых «белых пятен» на карте Памира. Отдавая
должное самоотверженности первопроходцев, руководство
Таджикско-Памирской экспедиции увековечило их имена в
названиях новых географических объектов. И сегодняшним
альпинистам и исследователям Фортамбека, вероятно,
хорошо знакомы перевал и пик Четырех, ледники Москвина,
Траубе, Солдатова и, конечно, ледник Вальтера».
Фото – осень 1982 г.:
стоят – Л. Замятнин
, В.
Балыбердин, В. Шопин;
сидят – Ю. Вальтер и Е. Завьялов
(публикуется впервые).
Мне, участнику памирских экспедиций 1932-33 г.г.,
хочется поделиться воспоминаниями о том, как было стерто
последнее «белое пятно» с карты Памира (ПОСЛЕДНЕЕ
«БЕЛОЕ ПЯТНО» ПАМИРА)...
В 1974 г. мне снова удалось побывать на Фортамбеке, но
уже в лагере ДСО «Буревестник» на поляне Сулоева, куда я
прилетел на вертолете. Я был поражен, как в дикой
первозданной природе верховьев Фортамбека, не
посещавшейся в прошлом даже местным населением, где в
1932 году паслись стада кииков, теперь живописно
раскинулся альпинистский лагерь из больших палаток с
электрическим освещением и радио. А ведь в 1932 г. на
Фортамбек впервые пришла пешком небольшая группа из
четырех исследователей с геодезическим инструментом и
геологическими молотками.
Воспоминания о далеких годах моей молодости охватили
меня. Знакомые до мелочей очертания гор, запечатлевшихся
в моей памяти, снова предстали передо мной. Сверкающий
снег на исполинских вершинах, грандиозные обрывы скал
все те же, все знакомо, дорого и любимо; только
отдельные участки ледника неузнаваемо изменились. Там,
где я когда-то стоял с теодолитом, теперь зияют широкие
трещины и лежат глыбы скал. Видно, что кто-то
«похозяйничал» в мое отсутствие. Но не это поразило
меня. Поразило просто время, способное застыть в одном и
сделать гигантский скачок в другом. Всего 40 минут
потребовалось мне, чтобы переместиться из районного
центра Джиргиталь в это царство вечных льдов на высоте
4000 метров, вместо трудного и опасного недельного
путешествия пешком по тропам и ледникам. Но больше всего
поразили меня люди в пестрых пуховках, играющие в футбол
после очередного восхождения.
В беседах с альпинистами я видел, как живо интересует их
все, что касается тех давних времен – от людей до
мелочей быта. Их вопросы помогли мне написать рассказ об
отряде инженера-геохимика А. В. Москвина из группы Н. В.
Крыленко, впервые проникшей в это интересное место на
стыке хребтов Петра I и Академии Наук.
В состав Таджикской Комплексной Экспедиции 1932 г.
входила группа Н. В. Крыленко, занимавшегося
исследованием высокогорной области Западного Памира еще
в 1928 году. В 1932 г. перед группой Крыленко была
поставлена задача окончательной расшифровки
высокогорного «Узла Гармо». Чтобы расширить фронт работ,
Н. В. Крыленко разделил свой отряд на две группы. Южная
группа под руководством самого Крыленко и профессора
Д.И. Щербакова
работала на южных склонах хребта Петра I, в бассейне
реки Обихингоу. Северная группа, под руководством А.В.
Москвина, работала по реке Муксу и ее левым притокам.
Состав группы Крыленко 1932 г.: Н. В. Крыленко –
начальник группы, Д. И. Щербаков – заместитель по
научной части, Л. Л. Бархаш – заместитель по альпинизму.
В состав южного отряда входили: геологи – Ю.А.
Аранов, Т.Б. Боровская, К.К. Марков, Н.В. Тагеева,
коллектор Н.И. Комизерко, альпинисты - В.А. Воробьев,
Л.И. Маруашвили, С.Я. Ганецкий, А.И. Поляков и А. Цак
(Л-д), топограф – И. Г. Дорофеев, врач-альпинист А.К.
Пислегин, завхоз В. Рубинский, караван-баши и повар
Мамаджан, караванщики и носильщики. В состав северной
группы входили: начальник отряда А.В. Москвин,
топографы Ю.В. Вальтер и П.А. Траубе, альпинисты – В.Д.
Недокладов и Б.И. Фрид (все ленинградцы), коллектор А.А.
Солдатов (Ташкент) и три караванщика.
В. Недокладов, А. Солдатов, А. Москвин
(фото Ю. Вальтера, 1932 г., публикуется впервые).
Большинство участников экспедиции собрались в Москве
15 июля и после получения снаряжения, 18 июля, выехали
на скором поезде в Ташкент. Отряд Дорофеева был уже в
Оше. Поездка на поезде через всю страну всегда интересна
и поучительна. Пролетая на самолете, мы не видим всего
разнообразия ландшафтов нашей необъятной Родины,
городов, станций и заводов. После недельного пути среди
полей, лесов, степей и полупустынь, поезд внезапно
выходит к оазису зеленых тополей и акаций. Это
предместье Ташкента. Картина резко меняется. Это уже
настоящая Средняя Азия с ее теплом, экзотикой и
стариной.
24 июля, мы уже ехали в андижанском поезде по Ферганской
долине, с интересом знакомясь с совершенно новой для
многих из нас природой плодородной долины. Солнце
раскаляло вагон, от горячего воздуха не было спасения. В
открытые окна доносились трескотня цикад и незнакомые
запахи полей и садов. Вечером мы сидели в андижанской
чайхане, пили кок-чай, ели виноград и дыни. В тишине
угасающего дня было слышно характерное воркование
горлиц. Тепло, тихо и как-то по-особому спокойно и
беззаботно. Вскоре за нами пришли машины, и под утро мы
въехали во двор базы экспедиции в городе Оше на
Коммунистической улице, 51. База располагалась на
участке семейства Жерденко, тесно связанного с Памирской
экспедицией. Мы столовались у Марфы Дмитриевны – хозяйки
дома. Ее сын, Петр, хорошо знавший киргизский и
узбекский языки, знаток лошадей и караванной жизни,
участвовал во многих экспедициях, был общим любимцем, и
особенно грустно было узнать о его гибели на фронтах
Великой Отечественной войны.
На базе всегда оживленно. Здесь формировались сразу
несколько отрядов. Вокруг высоких фигур Д.И. Щербакова
(Л-д), А.П. Марковского, В. И. Попова образовываются
группы молодежи, получающей задания начальников. Живая,
энергичная фигура П.Н. Лукницкого
(Л-д) видна на всех участках базы. Заведовал базой Л.
Маслов, знаток местных условий, энергичный, деловой
человек.
В Оше пробыли пять дней и 29 июля тронулись в горы.
Дорофеев был уже в горах, а Крыленко должен был вылететь
из Москвы самолетом прямо в Гарм. Наш караван состоял из
20 всадников, вьючных лошадей и ишаков. Двигался такой
караван со скоростью 20-25 км в день. Впереди ехали
сотрудники экспедиции на лошадях, осматривая по пути
интересующие их обнажения и занимались фотографией
своими громоздкими фотоаппаратами 9х12. «Лейка» была
только у Дмитрия Ивановича Щербакова. Караванщики шли
пешком, по очереди садясь на запасную лошадь.
В конце каравана ехали двое сотрудников с оружием на
случай возможного нападения бандитов. На ночь
назначались дежурные по охране лагеря. Темнота и шум
реки делали такого дежурного совершенно беспомощным. Во
время одного такого дежурства я все же услышал какие-то
шорохи и стук копыт о камни. Я вызвал Дмитрия Ивановича
Щербакова. Он вылез из палатки в полушубке и босиком,
выйдя на край лагеря, начал щелкать затвором винтовки. В
это время я почувствовал, что моя винтовка уперлась во
что-то мягкое, и тотчас раздался энергичный голос:
— Сперва нужно окликнуть, а потом щелкать! – Это был
командир разъезда пограничников, знавших наш маршрут и
невидимо охранявших нас.
Как только разъезд удалился, из всех палаток стали
выскакивать сотрудники и бурно делиться своими
впечатлениями и мерами по самозащите.
Разгрузка каравана на ночлег шла своим определенным
порядком. Сперва гурьбой подходили ишаки и старались как
можно быстрее освободиться от груза. Разгрузив и
расседлав ишачков, их отпускали на волю, и они жадно
щипали сухую траву, при желании могли и попить. Лошади
ведут себя иначе. Они знают, что после разгрузки их
свяжут попарно и они не смогут утолить свой голод и
жажду до тех пор, пока не остынут. На это уходит 2-3
часа, после чего их спутывают, расседлывают и отпускают
пастись. Утром их поят и кормят овсом. В ожидании
разгрузки лошади нервно щиплют траву и без особой охоты
развьючиваются. Складываются разгруженные вьюки также
определенным порядком, образуя четырехугольник, внутри
которого располагаются на ночлег караванщики. С ночевки
выходили довольно поздно из-за длительной вьючки, хотя
вставали с восходом солнца.
Ночевка каравана
(фото Ю. Вальтера, 1932 г., публикуется впервые).
На девятый день мы перевалили Алайский хребет через
перевал Талдык высотой 3800 м. Позади осталось 190 км.
На десятый день вышли в Алайскую долину. Неизгладимое
впечатление производит простор зеленой долины,
окаймленной на юге Заалайским хребтом с плавными
очертаниями снежных гор и пиком Ленина в центре. Вдоль
Алайской долины не было дороги, и наш караван шел по
многочисленным тропинкам, протоптанным караванами и
скотом.
10-го августа очередная дневка в Дараут-Кургане.
Пройдено 290 км. Далее тропа перешла на косогор правого
берега Кызыл-су, и мы распрощались с Алайской долиной,
пройдя по ней 80 км. Природа стала приветливей,
появились цветы, кустарники, разнообразные птицы, а
главное, не было изнуряющего горячего ветра.
В районе кишлака Ак-Сай тропа перешла на левый берег
Кызыл-су и начала огибать западную оконечность
Заалайского хребта. У кишлака Мын-Булак перед нами
открылась величественная панорама хребта Петра I. Внизу
зеленели два кишлака: Девсиар и Мук. Зелеными ниточками
протянулись к ним арыки из ближайших ущелий, и, совсем
внизу, под нами, блестя на солнце, бешено несла свои
мутные воды река Муксу. Так вот она какая, эта река
Муксу, так долго притягивавшая к себе исследователей и
упорно хранившая свои тайны!
Исследования реки Мук-су велись к тому времени уже 56
лет, начиная с ее открытия в 1876 г. военными
топографами Л.Ф. Костенко и Жилиным. В 1931 г. на Муксу
побывала экспедиция Н.В. Крыленко, пытавшаяся проникнуть
в ущелье Фортамбек, но из-за высокой воды перейти Муксу
не удалось.
Для северной группы караванный путь подходил к концу. За
16 дней мы прошли 380 км от Оша. Осталось только
переправиться через реку Муксу по единственному мосту
против кишлака Девсиар.
Этот мост — удивительное сооружение горных таджиков
(фото Ю. Вальтера, 1932 г., публикуется впервые).
Мы разглядывали его, спускаясь по крутой и опасной
тропе, и с интересом представляли, вернее — не
представляли, как мы будем переходить по жердочкам,
перекинутым между крутыми берегами. Устои моста были
искусно сделаны из корней арчи, бревен, земли и камней.
Пролет моста (более 15 метров) был перекрыт четырьмя
стволами тополя, скрепленными поперечными планками,
образующими настил моста. Это ажурное сооружение висело
над бурным потоком реки на высоте 20 метров, и,
казалось, что даже ветер может сдуть эту постройку. Весь
мост качался из стороны в сторону и сверху вниз.
Создавалось впечатление, что идешь по клавишам большого
музыкального инструмента, издающего глухой деревянный
звук и поскрипывание. Лошадей проводили поодиночке, не
давая им останавливаться и не показывая собственного
волнения. Приходилось только удивляться горным лошадям,
со спокойным доверием, шедшим за человеком. На обратном
пути караван Н.В. Крыленко не рискнул снова перейти по
мосту и предпочел переправиться вброд (в октябре при
малой воде ниже Девсиара есть брод).
Благополучно переправившись через Муксу, мы остановились
в кишлаке Девсиар. Два дня прошли в распределении
продуктов и снаряжения, выверке инструмента и прочих
делах. Наше личное снаряжение состояло из большого
рюкзака, в котором помещались пуховый спальный мешок,
пара отриконенных ботинок, брезентовые ботинки на
толстой подошве, теплое белье, шерстяные носки,
перчатки, свитер, фетровая шляпа, штормовой костюм из
легкого брезента и кавалерийский полушубок. Альпинисты
получили особое снаряжение: облегченные рюкзаки с
каркасом, спальные мешки из гагачьего пуха, пуховый
костюм, малые палатки, ледорубы, кошки и прочее горное
снаряжение. Продовольствие было хорошим: армейские
мясные консервы, консервированные телячьи языки,
шпроты, крупы, мука, сахар. Альпинистам выдавали
шоколад, сгущенное молоко и консервы в особой
расфасовке. После раздела снаряжения
повел свою группу дальше, и мы, москвинцы,
остались вшестером.
Д.И. Щербаков
(фото Ю. Вальтера, 1932 г., публикуется впервые)
В своей книге «Узел Гармо» Н.В. Крыленко после изучения
долины Муксу делает вывод: «Изучение долины реки Муксу и
северо-восточных склонов хребта Петра Великого и его
ущелий возможно лишь при одновременном или
последовательном изучении долины, как от Алтын-Мазара,
вниз по течению, так и от Девсиара вверх по течению
реки. Но это изучение будет сопряжено с необычайными
трудностями технического характера. Потребуется хорошо
подготовленная группа, тренированная в скальном деле, а
при изучении остальных ущелий северного склона Петра
Великого, вплоть до верховьев ледниковых ущелий,
потребуется участие хорошо тренированных альпинистов».
Так думал Н.В. Крыленко, но на деле получилось иначе.
Начальником отряда назначили, по рекомендации Д.И.
Щербакова, геохимика Александра Вениаминовича Москвина.
Двое альпинистов в его отряде имели некоторый опыт
хождения в горах Кавказа. Сам Москвин и его коллектор
А.А. Солдатов три года работали на Алайском хребте, но
на ледниках не бывали, а два топографа
(сам автор статьи - Ю. Вальтер (фото 1932 г.)
 и
П. Траубе) попали в горы впервые.
А.В. Москвин, по специальности инженер-геохимик, был
сотрудником Физико-технического института АН СССР (ФТИ
им. Иоффе), где заведовал химической лабораторией. Свой
отпуск он обычно проводил в горах Средней Азии, работая
по совместительству в Геохимическом институте АН СССР,
руководимом академиком А. Е. Ферсманом и профессором
Д.И. Щербаковым. Москвин очень любил геологию, занимался
ею с увлечением. Материалы всегда обрабатывал сам у себя
на квартире, и только командировка в США в 1936 году
оторвала его от любимого занятия. Его твердый
решительный характер в сочетании с разносторонними
знаниями позволил Д.И. Щербакову рекомендовать Москвина
на руководство отрядом. Своим коллектором Москвин взял
проверенного по совместной работе на Алайском хребте
А.А. Солдатова, студента Ташкентского Горного института.
Поскольку данный район не имел удовлетворительной
топографической основы для геологической съемки, в отряд
Москвина включили топографов — меня и в качестве моего
помощника П.А. Траубе, сотрудника Москвина по ФТИ. До
Памира я работал в Гипроречтрансе на изысканиях
Камо-Печорского водного пути. Мне уже приходилось
работать в «белых пятнах», но не в горах, а на болотах и
в тундре. В помощь отряду были приданы два ленинградских
альпиниста — В.Д. Недокладов и Б.И. Фрид, оба молодые,
крепкие ребята.
Значительная площадь (более 1000 кв. км), подлежащая
съемке, не изученность главных ущелий района и
ограниченное время заставили нас остановиться на
упрощенной съемке — азимутальном теодолитном ходе,
используя имевшийся у нас малый полуастрономический
теодолит Хильдебранта. Стороны хода измерялись по
дальномеру, а высотная съемка велась тахеометрически.
Недоступные точки брались засечками с углов магистрали.
Пользуясь таким методом, мы, топографы, не отставали от
геологов и по их указаниям засекали нужные точки.
Опорными пунктами нашей съемки служили астропункты,
установленные И.Д. Жонголовичем в 1931 году.
16 августа мы приступили к работе, начав с ущелья
Шегазы, являющегося западной границей нашей съемки.
Впереди был шестидесятикилометровый ход по реке Муксу до
Алтын-Мазара с заходом во все ее левые притоки. Описание
всех пройденных ущелий имеется в сборнике Таджикской
экспедиции за 1932 год, где опубликована наша с А.В.
Москвиным статья «Северо-восточные склоны хребта Петра
Первого». Я остановлюсь только на главных моментах,
имеющих значение в жизни отряда.
Второй по величине приток реки Муксу - река и ледник
Сугран, протяжением 15 километров, совершенно не был
показан на десятиверстной карте, хотя ущелье посещалось
многими исследователями и местным населением, которое
пользовалось перевалом Пеший для перехода в долину
Обихингоу.
Пока мы делали съемку ущелья, Москвин и Недокладов
сходили в Пашимгар для консультации с руководством
экспедиции, а, вернувшись на Сугран, Москвин выслал
вперед Недокладова и Солдатова на ледник Мушкетова для
поисков перевалов через основной хребет. Ущелье Сугран
очень живописно. Много арчи, березы и различных
кустарников. Постоянно слышались голоса уларов и
кекликов. Ледники, впадающие в Сугран, были засняты нами
только глазомерно, о чем нам пришлось впоследствии
пожалеть, так как один из них берет свое начало с
перевала на ледник Турамыс, что помогло бы скорее
разобраться в «белом пятне» Фортамбека.
13 сентября мы вошли в живописное ущелье Хадырша.
Короткий, но довольно мощный ледник Хадырша спускается
со склонов хребта, протянувшегося от пика Е.
Корженевской параллельно основному и питающего ряд
ледников Суграна и Фортамбека (Бырс, Шини-Бини и
Курай-Шапак). В долине хорошие пастбища и богатая
арчовая растительность. Ежедневно утром мы видели группы
кииков, возвращавшихся с кормежки в горы. Здесь мы
устроили дневку, чтобы подготовиться к штурму
Фортамбека.
Переход до Фортамбека занял два дня. Тяжелые рюкзаки с
продовольствием на 20 дней сильно затрудняли наше
продвижение и съемку. 19 сентября мы подошли, наконец, к
устью реки Фортамбек, впадающей в Мук-су узким
50-метровой глубины каньоном, через который был
перекинут ветхий мостик. С левого берега пройти в долину
Фортамбека нельзя. Обрыв и отвесные скалы при нашем
снаряжении делали это невозможным. Внимательно осмотрев
каньон и террасу правого берега, заметили огромный
осколок скалы, заклинивший каньон. Вот он, знаменитый
Азамов мост, по которому, по рассказам, перешла шайка
басмача Азама, скрываясь от преследования
красноармейцев.
Переправившись по мостику на правый берег и пройдя
километр вверх по Фортамбеку, мы нашли место спуска с
крутого уступа, откуда можно добраться до Азамова моста.
Переход этот был весьма опасным. Видно было, что этим
путем давно никто не пользовался. Спустившись с уступа,
Москвин и Фрид начали вырубать ямки для ступней ног в
твердой сцементированной осыпи. Проделав эту работу на
протяжении 150 метров до Азамова моста, они вернулись и,
подстраховывая, пропустили меня с теодолитом. Я не
описываю всех трудностей, которые сопутствовали нам. Это
не значит, что их не было. Они были ежедневно, но что
поделаешь – с горами не шутят. Нам повезло, и за время
экспедиции никто не получил травм и не был болен.
Благополучно пройдя ущелье и поднявшись на террасу
левого берега, мы почувствовали, что попали в совершенно
дикое место. Большую часть террасы занимал многолетний
арчовый лес с сухостоем. Первое, на что мы обратили
внимание, это большое количество следов горных козлов и
сурков, а также на то, что лес, несмотря на свой
солидный возраст, стоял совершенно нетронутый человеком.
Шум реки, к которому мы так привыкли, терялся среди
леса. Абсолютная тишина придавала особое настроение.
Ущелье редко посещалось местными золотоискателями и
охотниками, и то только в районе арчового леса, носящего
название «Токай». Дальше, по словам охотников, место
«джюда яман», т.е. очень плохое – «от дома далеко,
золота мало, киика тяжело тащить, ишак сюда не пойдет».
Разведя костер, мы мирно ужинали и делились
впечатлениями дня. Только теперь мы осознали все, что
произошло на переходе по мосту Азама, когда я чуть не
сорвался в пропасть, и только находчивость Москвина
спасла меня от гибели.
— Немудрено, что до нас никто не прошел на Фортамбек, -
задумчиво сказал Траубе, – ведь и мы могли не пройти.
— Нужно еще вернуться тем же путем. Только тогда мы
сможем сказать, что мы здесь были, –с жаром сказал Фрид,
и глаза его лукаво заблестели.
Да, счастье сопутствовало нам. Москвин молча слушал наш
разговор и о чем-то сосредоточенно думал.
— Ну, орлы (так звал нас Москвин), пора спать. Завтра
рано выступаем. Нужно скорее забраться на ледник и
осмотреться.
Мы залезли в спальные мешки, но сон долго не приходил.
Глядя на мириады звезд в бездонном небе, каждый думал о
своем. Но вот погас огонек от «козьей ножки»
Москвина. Все умолкло, тишину изредка нарушал лишь шум
падающих камней на осыпи, напоминая, что горы живут.
Утром 20 сентября тронулись очень рано. Оставили часть
продуктов и в освободившиеся места в рюкзаках положили
сухие ветки арчи, так как впереди топлива не
предвиделось. С гор дул холодный ветер, где-то на
косогоре раздался крик улара, совсем близко от нас
выбежала самка киика с детенышем и быстро поскакала по
живой осыпи вверх. Мы любовались, как малыш увертывался
от камней, падавших по осыпи из-под ног матери. Подойдя
к леднику, мы увидели огромную стену льда высотой более
ста метров. Из ворот ледника, прижатых к правому берегу,
вырывался мутный поток воды. Здесь обрывалась жизнь
огромного ледника.
Мы поднялись на ледник по боковой морене левого борта и
увидели бугристую поверхность, сплошь покрытую обломками
скал. Мы пошли по левой морене, ближе к коренным
породам. Я зарисовал схему ледника и основных вершин и
принялся за засечки. Слева высилась громада пика Евгении
Корженевской, закрывавшая восточную часть панорамы.
Вдали, на юге, белели высокие пики, по-видимому,
основного хребта.
К вечеру подошли к устью ледника Курай-Шапак. Москвин
решил обследовать его на обратном пути, если останется
время.
21 сентября. Теодолитый ход провели по середине ледника
Фортамбек, где обзор был шире. Ледник сделал поворот на
Ю-В, и перед нами открылась новая панорама. Пик Е.
Корженевской отступил налево, и перед нами появилось
новое ущелье, в глубине которого высилась вершина в
форме усеченной пирамиды на высоком пьедестале. На моей
схеме она обозначена буквой «е». До этой вершины, как
выяснилось потом, было около 20 километров, и она не
произвела на нас должного впечатления, так как рядом
была громада пика Е. Корженевской. Теперь мы увидели
Фортамбек. Было видно, что он упирается в отвесную
стену, верх которой представлял собой огромную фирновую
платформу (позже эта платформа была названа «Памирское
фирновое плато»), окаймленную на юге белоснежными
вершинами, а дальше на запад тянулась цепь огромных
вершин основного хребта.
22 сентября. Мы решили сначала закончить съемку
Фортамбека, называемого в верховьях Турамыс, считая, что
отвесная стена является его цирком. Но, дойдя до широкой
зеленой площадки на высоте 4000 м (ныне поляна Сулоева),
на которой паслось около тридцати кииков, мы увидели,
что ледник делает поворот на запад, и его истоков не
видно. Мы хотели стать на ночевку в этом удивительном по
красоте месте, но Москвин решил сначала обследовать
новую долину у пика Е. Корженевской и пика «е», а
Турамыс заснять, если останется время. А времени у нас
оставалось мало. Лето кончилось и все чаще набегали
облака, а в воздухе уже кружились снежинки. Припасы
кончались. Пришлось повернуть назад. Возвращаясь по
своим следам и задержавшись на морене, Москвин видел
отпечаток следа большой кошки. Видимо барс шел следом за
нами и наступил на отпечатки наших сапог на вязкой
глине. Сурков и горных галок мы не видели. Может быть
сурки уже спали, а галки откочевали вниз.
23 сентября. Пришлось сделать дневку, так как с утра
пошел густой снег и работать стало невозможно.
24 сентября. Тронулись вверх по долине. Признаков
большого ледника на первом километре пути мы не ощутили.
Небольшой ручей струился из-под разрозненных остатков
льда и уходил под ледник Фортамбек. Но, поднявшись на
конечную морену, мы увидели мощный широкий ледник,
расходившийся на два рукава. Один из них шел вдоль
подножья пика Е. Корженевской, весь в белоснежных
ледопадах. Вдали виднелась конусообразная вершина
удивительно правильной формы. Москвин назвал ее пиком
«Четырех». Это единственное название, которое он
позволил себе дать на обследованных местах «белого
пятна». Остальные названия давались советом экспедиции в
Москве в 1933 году.
Пик Четырех и ледник Москвина
(фото Ю. Вальтера, 1932 г., публикуется впервые).
Второй рукав ледника, не менее мощный, заваленный
обломками скал, лежал у подножья стены, обрывающейся с
платформы, которая протянулась сюда от Турамыса. Снова
пошел снег, видимость ухудшилась, пришлось рано
закончить работу.
25 сентября. В этот день Москвин и Фрид пошли с
глазомерной съемкой по правому леднику, а я с Траубе —
по левому рукаву с теодолитом. Погода внезапно
прояснилась. К концу дня мы дошли до места, где ледник
разделялся на два рукава. Здесь наша работа закончилась.
Я сделал фотоснимки на последние свои пластинки. Снял
великолепную красавицу — пик Е. Корженевской на севере и
пик «е» на юге. Теперь, когда я был на одинаковом
расстоянии от обеих вершин, я понял, что эта новая для
нас вершина того же порядка, как и пик Е. Корженевской.
Небо очистилось, и заходящее солнце хорошо освещало обе
вершины, а внизу сгущались сумерки.
Пик «е» – пик Коммунизма с севера
(фото Ю.В. Вальтера 25 сентября 1932 г.).
В лагере нас уже ожидали Москвин и Фрид. Наши топливные
запасы давно кончились, и нам снова пришлось
ограничиться холодными консервами и запить их ледниковой
водой. Все сильнее чувствовалась усталость от ежедневной
ходьбы, холода, недоедания и сильного напряжения, но,
решение Москвина о том, что у нас еще есть время для
обследования верховьев Турамыса, мы приняли покорно.
Всем нам хотелось максимально обследовать эти дикие
места, и мы начали спуск к Фортамбеку.
26 сентября. Вышли рано к зеленой площадке и продолжили
работу. Я взял несколько засечек на фирновой платформе и
обрисовал ступенчатый ледник. Лавин в это время мы не
видели. Москвин прошел дальше и увидел, что ледник
уходит далеко на запад. Решили на этом закончить работы
на Фортамбеке. Продукты кончились, времени больше не
оставалось, нужно встретить Солдатова и Недокладова, да
и погода с каждым днем все ухудшалась.
27 сентября. Утром вышли пораньше, чтобы скорее
добраться до костра в Токае, а до него оставалось еще
около 20 км трудного пути с тяжелыми рюкзаками,
наполненными образцами горных пород. В темноте и в
полном изнеможении добрались мы до желанного Токая и
долго сидели, наслаждаясь теплом костра, сытным ужином и
сознанием выполненного долга.
28 сентября. Утром уверенно, но с должной
предосторожностью, прошли Азамов мост и в устье
Фортамбека встретили Недокладова и Солдатова.
Последующие десять дней мы обследовали ледник Мушкетова,
Аю-Джилгу и мелкие ущелья, но низкая облачность не
давала нам пройти дальше 8-10 км, так что верховья этих
ущелий остались необследованными.
7 октября. Утром благополучно переправились через Муксу
на своих лошадях и дотянули теодолитный ход до
астропункта на перевале Терс-Агар. 15 октября прибыли в
город Ош.
Так закончилась полевая работа маленького отряда, не
имевшего опыта хождения в горах, но стремившегося
выполнить трудное и почетное задание. Главную ценность
нашей работы мы узнали лишь в Ленинграде при обработке
съемок.
Выяснилось, что наша работа по составлению основы для
геологической съемки получила самостоятельное значение в
условиях «белого пятна». Фортамбек привел нас к стыку
хребта Петра I с хребтом Академии Наук, к подножью
высочайшей точки нашей страны — пику «7495», показанному
на немецкой карте 1928 г. как пик «Гармо». При накладке
съемки бассейна ледника Фортамбек засечки на пик «е»
уверенно ложились на пик «Гармо», но высота его по нашим
вычислениям превышала отметку Финстервальдера на 171
м. Это ошибка связана с тем, что при нашем методе съемки
(только с углов магистрали) засечки были слишком острыми
и не всегда была видна высшая точка, чтобы точно
определить расстояние до вершины, что и дало разницу в
высоте. Привязка к пику «Гармо» связала нашу съемку со
съемкой Финстервальдера, а, следовательно, и со съемкой
Дорофеева.
Карта бассейна л. Москвина
Москвин доложил об этом Д.И. Щербакову, и вскоре нас
пригласили Н.П. Горбунов и Н.В. Крыленко, специально
приехавшие в Ленинград.
Я впервые видел Николая Петровича Горбунова. Высокий, с
крупными чертами лица и прямым подкупающим взглядом
волевого человека. Я не представлял, как такой типичный
кабинетный ученый будет штурмовать высочайшую вершину
СССР. Осенью 1933 года я видел его в Дараут-Кургане
после восхождения. Он полулежал на груде брезентов и
спальных мешков с перевязанными обмороженными
конечностями. На усталом лице были видны страдания от
начавшейся гангрены. Но он живо интересовался работой
группы Крыленко на Фортамбеке. Мало говорил о себе и с
восхищением отозвался о Е. Абалакове.
Москвин продемонстрировал нашу карту, составленную в
масштабе 1:200 000, и стереоскопические снимки. Горбунов
сердечно поздравил нас с проделанной работой, подробно
расспрашивал о подступах к вершине и о виденной нами
платформе. Для Н.В. Крыленко результат нашей работы был
неожиданным. Сопоставив нашу съемку с нанесенной на ней
границей съемки 1928 г. и пиком «7495», он увидел
правильность своих предположений, сделанных в 1931 г. В
тот год он хотел пройти на Фортамбек, но понял
ошибочность дальнейших исследований узла с юго-запада,
когда принял истинный пик Гармо (таджикский) за ту
вершину высотой 7495 м, которая хорошо видна с ледника
Федченко и ошибочно названная в 1928 г. пиком Гармо.
В конце полевого сезона 1932 г. группе Крыленко еще не
была ясна картина «Узла Гармо», о чем он пишет в своей
книге «Разгадка узла Гармо».
О работе отряда Москвина часто упоминалось в
соответствующей литературе, но только как пересказ книги
Крыленко. Порой нашему отряду приписывали излишние
заслуги, а чаще не упоминали совсем.
В своем рассказе я старался показать, как проходила эта
работа, выполненная небольшим отрядом преданных делу
молодых исследователей, и что она дала в деле освоения
«белого пятна».
В заключение хочу сказать, что работа Москвина не
претендует на «разгадку Узла Гармо», и тем более на
расстановку его «загадочных» вершин. К «пику Гармо»
(ныне пик Коммунизма), твердо поставленному на карте
1928 года, Москвин привязал свою съемку (окончательно в
1933 г.) и тем самым связал существующие съемки, и
«белое пятно» исчезло.
ПОСЛЕСЛОВИЕ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
Работы группы Москвина внесли вклад в дело изучения
этого интересного и популярного в настоящее время
района. Освоением этой части «белого пятна», начатым
Москвиным, заинтересовались спортивные и научные
организации. Уже в 1937 г. на Фортамбек пришли первые
альпинисты и приступили к штурму пика Е. Корженевской, а
в послевоенные годы, когда вьючный транспорт заменили
вертолеты, Фортамбек стали посещать и ученые. Был найден
путь к пику Коммунизма с подъемом на Памирское фирновое
плато, а на самом плато на высоте 6000 м начали работать
научные станции.
Могила Ю. Вальтера с 1997 г., фото публикуется
впервые.
Урна с прахом Ю. Вальтера захоронена у подножья пика
Коммунизма – на поляне Москвина.
Вальтер Юрий Владимирович (1909-1983) – после
двух памирских экспедиций в отряде А. В. Москвина прошел
с теодолитом Памиро-Алай, воевал в финскую войну, где
получил тяжелое ранение. После выздоровления был
направлен в Среднюю Азию в Курган-Тюбе, где работал до
1944 г. над проектами железных дорог Душанбе – Куляб и
ряда других. По роду работы после 1945 г. Ю. В. Вальтер
изъездил весь Советский Союз – Урал, Сибирь, Саяны,
Сихотэ-Алинь, Камчатку.
|
