КОГДА ТРУДНО ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ

Виктор Андриенко – физик, МС СССР

На седьмой год занятий альпинизмом я впервые попал на высотное восхождение (п. Коммунизма) и передо мной опять встал вопрос, где предел возможностей – физических, психологических, моральных и т.п. Рассказы о … таких известных альпинистов как Сулоев и Хохлов на склонах п. Коммунизма делали этот вопрос еще более неразрешимым, я ни на секунду не мог усомниться в лучших качествах этих людей. И сегодня, спустя 30 лет после моего восхождения, я еще и еще раз задаю себе этот вопрос и не нахожу на него ответ.

Я не был участником трагических событий на Хан-Тенгри, я был только на заседании ФА, где разбирались эти события, но они настолько потрясли меня, что сразу по возвращении в Гатчину, я записал их в том виде, в каком услышал на разборе.

Я упустил фамилии участников этих событий, потому что, мне казалось, дело здесь не в фамилиях, а в конкретной ситуации. Она типична для гор.

Все мы люди, люди разные и совершаем разные ошибки, делаем разные из них выводы – в горах много вариантов, но в одном едины: за все ошибки надо платить, а в горах нет другой разменной монеты кроме нашей или чужой жизни.

Конечно, нащупать грань между жизнью и смертью коллективом безопаснее, но здесь тебя не покидает чувство, что ты в некоторые моменты находишься как бы за спиной другого человека, за спиной твоего друга, напарника по связки. Но, по большому счету, человек все же одинок и стремится общаться с самим собой и с природой один на один. Думаю, именно по этому некоторые классные альпинисты в какой-то период своей карьеры становились одиночками.

  Думаю, Вадим Гриф тоже чувствовал себя одиночкой, нет, не в том смысле, что он шел наверх один, нет. Он был единственный врач на высоте, один от кого в этот критический момент зависела жизнь человека. Его психология оказалась выше его физических возможностей и он за это заплатил по самой высокой цене – своей жизнью. Имел ли он на это право? Это другой вопрос, ведь своей гибелью он поставил всех участников тех событий в критическую ситуацию, врача больше не было, а нужда в нем оставалась. Никто не ответит на этот вопрос за другого, только каждый сам за себя. И вопрос этот – вечный…

            Владимир Гриф 1969 год

(Из разговора двух альпинистов):

- Ты не в курсе, что там на Хан-Тенгри случилось? Говорят, многих дисквалифицировали, а некоторым вообще запретили заниматься?

- У них врач погиб на спасработах. Перегрузил себя, за день сделал перепад больше двух тысяч. Видимо не рассчитал свои силы, сам себя и загнал. А вообще, история запутанная. Одни говорят одно, другие - другое, единого мнения нет, а те ребята, с которыми я разговаривал, считают, что он сам виноват. Его пытались тормознуть, но ты ведь знаешь, как на спасработах – «давай, давай, любой ценой». И потом, он ведь врач, ему никто приказать не мог...

(Из разбора дисциплинарной комиссии):

«Руководителя экспедиции - лишить звания мастера спорта. Руководителя спасательного отряда - дисквалифицировать полностью и запретить в дальнейшем заниматься альпинизмом. Участников спасательного отряда - дисквалифицировать и запретить заниматься альпинизмом в течение двух лет. Поставить в известность руководство спортивного общества о недостаточной подготовке к такого рода сборам и впредь подбирать руководителя более строго»

(Из зала заседания Федерации альпинизма):

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ - Товарищи! Сегодня мы собрались, чтобы по просьбе руководителя экспедицией - во время прошлого заседания он был в командировке в Антарктиде, а также по просьбе председателя секции и других товарищей, повторно рассмотреть  (заостряю ваше внимание повторно рассмотреть, а не пересмотреть) материалы представленные дисциплинарной комиссии по разбору несчастного случая, происшедшего в экспедиции на Хан-Тенгри. Кто имеет слово, прошу! К сожалению, должен отметить, что председателя секции здесь нет, и это тем более странно, что он не так давно звонил, обещал прийти через тридцать минут, а уже прошло... слава богу, час двадцать. А ведь именно он в первую очередь просил повторно рассмотреть дело. Это несерьезно...

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА, НЕГРОМКО - Дезертирство это.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ - Я думаю, первым мы заслушаем руководителя сборов. Как Вы считаете, нет возражений? Тогда прошу. 

РУКОВОДИТЕЛЬ ЭКСПЕДИЦИИ - На сезон 197.. года была заказана коллективная путевка в район Хан-Тенгри с целью совершения восхождения сборной команды, заявленной на первенство Союза в классе высотно-технических восхождений. На организацию экспедиции, кроме оплаты путевки, было выделено три тысячи рублей.

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА - У "Спартака" на высотные экспедиции выделяют на порядок больше. 

- Исходя из выделенных средств, состав экспедиции был урезан до семнадцати человек. В подготовительный период команда тренировалась раздельно, за исключением трех-четырех совместных тренировок на скалах, проведенных непосредственно перед выездом.

Теперь - что касается самого выезда и восхождения. После того, как команда прибыла в район Хан-Тенгри, был организован базовый лагерь и совершено несколько акклиматизационных выходов, после чего был окончательно утвержден штурмовой состав группы, т.е. тех, кто пойдет на восхождение, и группы подстраховки, которая на время восхождения будет находиться в базовом лагере. К сожалению, сам я принять участие в штурме вершины не смог из-за внезапной болезни. Руководство штурмовой группой я передал человеку опытному, имевшему к тому времени восхождения на пик Коммунизма и Корженевской – Анатолию Носову.

Первые дни штурма проходили успешно, несмотря на неустойчивую погоду. Маршрут оказался технически сложным, но команда была готова к этому. А потом пошла полоса неудач. На высоте шесть четыреста заболел руководитель. Руководство штурмовой группой взял на себя другой участник группы. К вечеру состояние больного резко ухудшилось, и команда приняла решение отказаться от дальнейшего штурма, хотя до вершины оставалось меньше пятисот метров, и спускать больного вниз. (Радиоинформация и реальность – расходятся).

После того как мной было получено сообщение о том, что происходит наверху, я решил послать на помощь спасотряд, в состав которого был включен врач. Отряд вышел наверх и все, что происходило в дальнейшем, я знаю только из радиосвязи. Состояние больного было тяжелым, временами он терял сознание.  Спускать его по такому сложному маршруту было очень трудно. И все же ребята спустили его в первый день до шести двести, где вырыли пещеру и остановились на ночевку. Состояние стабилизировалось, но оставалось тяжелым, он часто бредил.

Спасательный отряд после дня работы к вечеру поднялся до шести тысяч метров. Темп был очень высокий, да вы и сами можете себе представить, что такое за один день подняться по сложному маршруту с четырех до шести тысяч. Надвигалась темнота, люди едва держались на ногах, и руководитель спасотряда принял решение стать на ночлег, с тем, чтобы рано утром подойти к группе с больным. Около шести часов вечера врач все же принимает решение с сопровождающим попытаться пробиться  наверх к группе с больным. До них было примерно чуть больше часа работы и участок был не предельно сложным. Сопровождающий врача проходил уже этот участок и он был ему знаком.

Связи со спасотрядом в тот день больше не было. А утром по первой связи сверху сообщили, что при попытке пробиться из лагеря шесть тысяч до лагеря шесть двести погиб врач. Предварительный диагноз - общее переохлаждение организма. Сопровождающего удалось спасти, поморожены только руки.

Я, конечно, сразу понял, в какое критическое положение попали обе группы, которые, правда, уже объединились: больной руководитель штурмовой группы, обморожения у сопровождающего, гибель врача, технически сложный маршрут плюс высота шесть тысяч и неустойчивая погода. Моральное состояние очень тяжелое, но помочь я ребятам уже ничем не мог: в базовом лагере людей, которые могли выйти на такой маршрут больше не осталось, все были наверху. Я передал по рации, чтобы группа сделала все возможное, чтобы спасти больного, и по возможности без потерь спуститься на базу, ведь люди были уже близки к своему пределу.

Ребята сделали все, что могли, и даже больше: они не только спустили больного, но и тело врача. Такого в практике нашего альпинизма я не знаю, и надо отдать должное всем, кто участвовал в этих спасработах. Вину свою как руководитель вижу в следующем. При таком мизерном финансировании, по-видимому, нужно было отказаться от экспедиции. Как руководитель экспедиции я должен был более тщательно подойти к вопросу о тренерском составе сбора. На мой взгляд, врач экспедиции должен участвовать в акклиматизационных выходах, даже если он не планируется в штурмовую группу.

Что касается непосредственно гибели врача, то здесь ситуация сложная, мне трудно о ней судить. Я не был непосредственным участником тех событий. Но повторяю: ребята не только потеряли, но и спасли человека, и это на предельно сложном маршруте, на высоте шести тысяч.

УЧАСТНИК СПАСАТЕЛЬНОЙ ГРУППЫ - Я не буду подробно останавливаться на том, как мы получили сигнал о помощи, вышли наверх и отработали первый день. Здесь уже об этом говорили. Хочу лишь отметить, что врач шел все время очень тяжело, мы все же были акклиматизированы, а он в тех выходах не участвовал. Мы его несколько раз разгружали, а к концу дня стали за него даже побаиваться: вид у него был очень утомленный. Где-то на высоте пять девятьсот он стал часто останавливаться, и темп резко замедлился. В это время мы связались с верхней группой и сообщили, что, по-видимому, сегодня до них добраться не сможем и подойдем только рано утром. Они нам сообщили, что состояние стабилизировалось, ему не лучше, но и не хуже. Врач по связи проконсультировал ребят, что колоть и в какое время. Мы еще проработали два часа и стали на ночевку. Валера говорил, что от этого места до пещеры ходу - на час с небольшим. Но надо учесть, что Валера - очень здоровый парень, и там где он проходил за час, другие еле управлялись и за два. Нет, тренировались мы все одинаково, но видно организм его может переносить высоту лучше, чем у других. А в тот день перепад высоты был уже около двух километров, и многие уже просто падали. Это я к тому говорю, что считаю решение руководителя стать на ночевку правильней. В тот день у нас уже не было сил идти дальше, и мы могли потерять не только врача, но и половину группы.

Но, потом врач немного отошел и высказал мнение, что должен все же попытаться пробиться наверх. Мне кажется, в этот момент он уже плохо себя контролировал. Приказать ему никто не мог, он ведь врач. Многие молчали, потому что чувствовали: дальше идти не могут. И тогда Валера сказал, что он пойдет с врачом наверх вдвоем, и дорогу он знает. Никто не возражал, потому что подумали, что Валера сможет довести врача,  мужик, повторяю, он очень здоровый, и хоть и чувствовал себя усталым, но мы ему поверили, что он сможет. Конечно, если бы мы знали, чем все это кончится, мы бы их удержали, но мы этого не сделали. Утром на следующий день, когда мы вышли наверх, не доходя примерно метров сорок до пещеры на шесть двести мы обнаружили два тела. Это были врач и Валера. Валеру удалось спасти, у него только руки были обморожены, он был без сознания, но потом, после оказания помощи, стал подавать признаки жизни. Врача спасти не удалось, он замерз. И еще я хочу сказать, что ответственность за гибель врача лежит на каждом из нас, но и сам он виноват тоже. Трудно, конечно, определить, где предел наших возможностей, но в тот день многие, я думаю, работали уже за этим пределом, и врач - тоже. Мне кажется, что нельзя идя на помощь, реально не считаться со своими возможностями, доводить себя до состояния, когда помощь нужна будет уже тебе самому. Ведь эту помощь уже ждать неоткуда. За нами больше никого не было, и все это понимали. 

ЕЩЕ ОДИН УЧАСТНИК СПАСАТЕЛЬНОЙ ГРУППЫ - трудно говорить о событиях, которые случились там, на Хан-Тенгри, в этом здании. Даже не верится, что мы замерзали и были в таком состоянии, когда, казалось, уже не было никаких сил, чтобы сделать хотя бы еще один шаг. Теперь, когда уже прошло время, я начал сомневаться, а действительно ли у нас не было сил? Хотя Валера был сильнее меня, а ведь он не смог. Но врача  нет, а я живой и невредимый. И этот вопрос, наверное, мне никогда не решить. У меня нет твердого мнения, как оценить действия участников. Я никого не могу назвать трусом или человеком, который уклоняйся бы от выполнения долга, но где-то все же ошибка произошла. Я изложу только факты. 

Когда мы нашли врача и Валерия, они лежали на заброске. В ней был бензин, валенки, теплые вещи. На враче был только свитер и анорак. Пуховая куртка лежала в рюкзаке за спиной. Валера также был легко одет, но видимо, у него организм сильнее, он остался жив. Валера знал о заброске, так же как и то, что и у него и у врача за спиной в рюкзаках - пуховки. Почему они их не одели, я не знаю.

Мне еще никогда не приходилось участвовать в таких сложных спасательных работах. Я имею в виду спуск с шести двести до базового лагеря больного и тело врача.

СЛЕДУЮЩИЙ ИЗ УЧАСТНИКОВ СПАСАТЕЛЬНОЙ ГРУППЫ - Я никогда на таких высотах не был, поэтому с самого начала в штурмовую группу не планировался. Когда мы вышли наверх на помощь, я немного побаивался, ведь у каждого человека есть свой высотный "потолок". Своего - я не знал. Чувствовал себя плохо, потому что темп был очень            высокий, но врач говорил, что каждый час играет роль, и я терпел. И все же, думаю, ему было тяжелее, чем мне, особенно в конце, он стал  часто останавливаться. Перед тем, как стать на ночевку, мы уже падали. Поэтому, когда руководитель передал по рации наверх, что мы подойдем только завтра, утром, все о этим были согласны. А потом, когда немного отдохнули, врач вдруг сказал, что нет, он не может, вернее, больной не может ждать до завтра, и он должен идти. Я еще помню - подумал: вот это настоящий врач, сам уже «сдох», а все еще пытается выполнить свою задачу. И еще помню, – под этим впечатлением сказал, что тоже пойду, но меня руководитель спасработ отрезвил. "Сиди, - говорит, - ты на сегодня свое отходил." И тогда вызвался идти Валера. Руководитель ему ничего не сказал, а только посмотрел на него, долго так очень, а потом спросил: «Ты этот участок ходил?", и  Валера сказал «да». Больше они ни о чем не говорили. И мы,
оставшиеся, тоже больше не говорили. А они вышли наверх. И еще я подумал, что времени до темноты - часа два, не больше.

А потом, утром уже, когда мы их нашли недалеко от пещеры, где лежал больной, Валера был еще теплый, хоть и без сознания, и нам удалось его спасти, а вот врач был уже мертвый. И еще я тогда подумал, что, наверное, нельзя было им вчера выходить, вернее, нельзя было их наверх отпускать, потому что больной  все же выжил, врач погиб. 

ВЫСТУПЛЕНИЯ ИЗ ЗАЛА - ... и я против одинакового наказания участников спасательного отряда и руководителя. Ведь если каждый начнет проявлять собственную инициативу на маршруте шестой категории, что же это будет? Я считаю, что участники спасотряда виновны, но наказывать их надо дифференцированно. Ведь пытался же К. предложить себя, но ему было отказано, и в такой форме, что у других, возможно, не возникло и мысли, что это неверно, тем более что Валера  очень крепкий товарищ, и он ходил уже тот отрезок пути.

Теперь по поводу руководителя экспедиции. Я считаю, что наказать надо, но не по спортивной линии. За что снимать звание мастера спорта с человека, который хоть и был руководителем экспедиции, но по болезни оставался внизу, передав руководство другому. Что он сделал, что может рассматриваться как нарушение альпинистской этики? А ведь он организовал спасотряд и выслал его наверх за сорок минут, и сделал все от него зависящее. Ведь не надо забывать, что погиб врач, но ведь и спасли человека, ведь заболевшего спасли. Он пять дней не приходил в сознание. А по такому тяжелому в техническом отношении, да и не только в техническом, маршруту организовать спасработы двух человек, это, согласитесь, не так просто. У руководителя есть  ошибки: и в подборе тренерского совета, и в отборе участников, в подготовке самой экспедиции, но в гибели врача я не вижу его прямой вины. 

ИЗ РАЗГОВОРА ПОСЛЕ ФЕДЕРАЦИИ - Жалко ребят. Я то ладно - уже старый пень, проживу и без звания. А вот за них обидно. Это правильно, что наказать надо, ведь человек погиб. Но ведь и спасли человека. А как они уработались! Если бы ты видел, какие они опустились в базовый лагерь. Все черные, глаз не видно, одни скулы торчат. И ни ругани, ничего такого, дружно держались. На таких ребят можно положиться, но не повезло, команды теперь не будет. А ведь, из таких стрелянных и получаются стоящие люди.

- А что за болезнь-то у тебя случилась, почему ты внизу остался?

- Сказать стыдно. Геморрой, кровь бежала, не мог ходить. На «челноках», видно, переусердствовал. А так хотелось на гору сходить. Как чувствовал, что в последний раз.