НЕКРАСОВ ВИКТОР ПАВЛОВИЧ (1928-1995)

Сергей Пимкин – военный летчик-инструктор, кандидат технических наук, КМС

Книга «Альпинисты  северной  столицы» - в  основном, коллективный и новаторский  труд, который  был  так задуман и  начал  созидаться благодаря энергии, организаторским  способностям группы  энтузиастов, в  первую  очередь Г.Г. Андреева и, что  немаловажно, финансовой  помощи спонсоров  и  тоже  энтузиастов - Татьяны и  Владимира Беззубовых. Всем им, а также  другим  зачинателям  этого  полезного дела, от  всех питерских  альпинистов - большое  спасибо. 

Выбор главной цели книги «Альпинисты Северной столицы», а также определение её содержания и структуры, всегда связанна с решением множества разнообразных проблем. К ним относятся, в часности, общие проблемы установления приоритетов Москвы и Питера в различных сферах жизнедеятельности, в том числе – государственной политике, науке, спорте и т.д. Достаточно сослаться на множественные публикации в СМИ и дебаты по ТВ об «агрессивной» деятельности «питерской команды» с благословения Президента РФ. А теперь мы добрались и до альпинизма, т.е. до проблемы установления новаторства (приоритетов) в развитии отечественного альпинизма между двумя столицами.      (ФОТО 1: Некрасов 1953)

Мы предлагаем очень простое решение этой проблемы – назревающего столкновения приоритетов. Не надо спорить и что-то доказывать, тем более если недостаточно информации. А если очень хочется – доказательства должны быть убедительными и бесспорными. Главное – не надо врать и «тянуть одеяло на себя», когда не хватает фактов.

Мы начинаем посвящение памяти Виктора Павловича Некрасова с этого маленького введения только потому, что обнаружили в различных источниках сведения о большом вкладе истинного москвича В.П. Некрасова в общую московскую копилку развития советского альпинизма. Виктор Некрасов был талантливым альпинистом и организатором. Его достижения в развитии отечественного альпинизма бесспорны и ими гордятся все, кто увлекался этим видом спорта независимо от того, где они проживают. Но опять таки, не надо «тянуть одеяло на себя» – лучше обратиться к фактам, хотя главное не в месте проживания (в каком-то временном интервале – прим. ред.), а в самом В.П. Некрасове. А поэтому обратимся к некоторым фактам из его биографии, которые известны его товарищу по сборам альпинистов Вооруженных Сил СССР, да и многим питерским альпинистам. Вспомним некоторые сюжеты из его руководящей деятельности на этих сборах, правда с позиций юмора потому, что он был ему не чужд. Есть хорошее правило, которому придерживаются нормальные альпинисты во всем Мире – не добавляй трагедий, когда неизбежное случается.

Итак, – Некрасов Виктор Павлович (01.12.1928 года рождения) – инженер, окончил Ленинградский институт точной механики и оптики (ЛИТМО) в 1953. Позже майор Советской  Армии. Может  быть,  он получил все же  под  конец 2-ую  «звездочку» на  погоны или  так  и  уволился в запас  майором - сие  за  пределами  нашего  с  ним  общения. Вспомним прежде всего о том, что  его  имя  осталось во многих маршрутах горовосхождений.

ФОТО 2: Кавголово, 1953: В. Некрасов после тренировки… Слева – Е. Мамлеева (МС с 1958, первая женщина в СССР, поднявшаяся на семитысячник), Г. Павлова (МС с 1958, будущая жена МС С. Саввона). Фото из архива Е. Мамлеевой, публикуется впервые.

Первым, пожалуй, следует считать маршрут Некрасова по стене Кюкюртлю-кол-баши – первый  в  истории сложный путь подъема на Эльбрус в 1957 г. в двойке с Г. Живлюком1/ (вот  уж действительно - москви­чом) и тоже офицером СА, которого Виктор, да  и  все  мы, называли Юрой.

Были  затем  и другие  маршруты  Некрасова, в том числе – на пик Энгельса, пик Революции, пик Комакадемии и другие  вершины. По  существу, именно ВП начал серьезно «раскручивать» район ЮЗ Памира – см. в Ежегоднике «Побежденные  вершины» за 1965-1967 г.г. очерк «Монументы над  Пянджем». В  этом  очерке ВП увлекательно  и  образно  рассказал о деятель­ности сборной  команды  альпинистов ВС. Даны краткие характеристики наших товарищей, в  т.ч. Саши Демченко. Становится  яс­но, какими были отношения на сборах тогда и какова роль ВП,  как создателя  коллектива единомышленников. В этой очерке, кстати, коротко, но  увлекательно  описано восхож­дение ленинградцев на пик Энгельса по северной стене (под ру­ководством П. Буданова).

ФОТО 3: Баксан, 1959, собрались все ленинградцы: сидят – Б. Кораблин, В. Зискиндович, В. Некрасов, Л. Калужский, Б. Кашевник; стоят – Вик. Степанов, Д. Иванов, Б. Рылов. 

Но ведь альпинизм, кстати, начинается со значка и человек формируется  как  альпинист на  отрезке  жизни  от значка до 1-ого разряда  включительно. А в этот  период формирования, возмужания  и  самоутверждения Виктор  учился  в ЛИТМО, жил  в Питере, ходил в  горы  с  различными  альпинистами, тоже  из  Питера (тогда еще – Ленинграда), а не с альпинистами ВС, в  том числе ходил с Геной Дульневым, задолго до того, как он стал Г.Н. Дульневым – ректором ЛИТМО и  обладателем всяких, разных зва­ний и регалий. 

В.П. так хорошо  запомнил район своих первых восхождений, что поделился своими воспоминаниями в очерке «Гора великого зубра»2/. Кстати, в нём есть фотография Виктора, где он ведет  свою  группу  в  любимой шапочке, бодро  и  лихо. За  ним  следует Игорь Горячев, которому  еще  далеко до  будущего полковника медслужбы и  тем более  почетного  члена ассоциации урологов США. А  замыкает  всю эту «компашку» бывший летчик-истребитель Женя Староселец. Это  к слову, о  том, с  какими хорошими людьми  ходил В.П. Некрасов. Он  закончил  курс  наук  ориентировочно в  1953 году, в  те  же  годы  встретился  с Юрой Живлюком, стал ходить  с  ним в  «двойке» (но в первые годы и не только с ним), в  составе  сборов ВС СССР: 1953 г. - Домбай-Ульген по В стене; 1955 г. - Аксауты; Кара-Кая; 1956 г. - опять Домбай-Ульген и т.д. В 1955 г. Виктор стал МС, 1968 г. - МСМК, а в 1982 г. - заслуженным тренером СССР по альпинизму.

Можно долго перечислять и другие этапы альпинистской биографии ВП ибо  она  была обширной и всесторонней. Можно также вспомнить, как ему помогала жена – Люся Некрасова. Как украшал быт его сын – Костя Нек­расов, которого также  опекала вся сборная ВС, но это уже личное. Или как  он решал  вопросы  стратегии армейских альпинистов сов­местно с П.С. Рототаевым – старшим  тренером наших  сборов, посколь­ку и сам был тренером высокого  класса. Но лучше обратимся к некоторым  эпизодам, в которых имел место быть – юмор. Однако и повесть о Викторе Некрасове – однофамильце известного писателя и альпинисте – тоже должна быть.

Итак, пока - эпизоды…

В  задуманной книге об альпинизме «Особый мир», где предполагается посмотреть на альпинизм с улыбкой, есть описание одного выхода в горы в сезоне 1958 г. всех  сборов ВС СССР на 20 дней, на котором ВП набирался тренерского опыта. Этот  выход назван «Эпопея Некрасова». Вот некоторые фрагменты…

Главные  действующие  лица: команда мастеров и подмастерьев; команда «чайников», т.е. альпинистов  младших разрядов, в  том числе и сам автор. Общее  руководство  осуществлял упомянутый ВП, которому дали соот­ветствующий «карт-бланш». Начспас – Жора Кандинашвили. Стартовый вес рюкзаков,  неизвестно как у других, но  у авто­ра – 48 кг. Женского пола не было и мы представляли  сугубо мужской  коллектив.

Базовый  лагерь был  намечен на Охотничьих  ночевках на  орографи­чески правом  плече под  ледником Ушба напротив вершины Мазери, но сначала  следовало со  всеми  нашими рюкзаками пройти перевал Бечо, спуститься по Долре, повернуть на  восток около коша, а  за­тем вылезти к вечеру на место лагеря.

Судя  по разнице  в  весе  рюкзаков у мастеров  и у  нас, «чайни­кам» было доверена почетная  обязанность исполнять роль не шерпов, а почетных  носильщиков. Это все объясняется  так  подробно, чтобы читатель сразу  понял, почему мы «сдохли» еще  за­долго  до «куриной грудки» на  перевале Бечо. Отряд развалился  в  лесу (кто  помнит эту  тропу  в  Юсеньги?) не доходя Северного  приюта и  каждый  стал  выживать  в  одиночку, уже  не  думая, как достать мастеров. А Виктор в передовых  ря­дах с  грустью  смотрел  как далеко  позади кто-то  очередной медленно  и  безнадежно  выползал  из  леса и  тут же плюхал свой рюкзак на ближайшую полку, а  потом под  ним  плюхался  сам. Потому что, поднять его  снизу и надеть на  плечи, было  уже  за пре­делами  наших  возможностей.

Признав молча свою первую (и последнюю) тактическую ошибку, ВП начал действовать. Для  начала  он  объявил  первую ночевку у  подножья «ку­риной  грудки», а  потом  включил  свое  обаяние  на  полную мощ­ность и  начал  им  воздействовать на проходящие мимо группы ту­ристов и, главное, туристок (!), которые намылились к морю. Воздейст­вовал он  просто - плитка шоколада за 5 кг полезного  груза в их рюкзаки с доставкой к  южному  кошу под Бечо. Кстати, обаять Виктору всегда была  чем. Он не  казался, не  выглядел суперменом голливудского типа. Он был - мужчиной, русским мужиком в  самом хорошем  смысле, среднего  роста, слегка  коренастым, с ум­ным  лицом, немногословным, сдержанным, но тонко  чувствующим юмор и  поэтому его  улыбка многого  стоила. Короче, бабникам он  не был. Специально  никогда и никого  не  обаял, а  просто он  всегда  был уверен в  себе и  в  товарищах, всегда сохранял достоинство и му­жественность. Так что дело  было  не  в  шоколадках и не  в 5 кг груза.

А  на  место  базового  лагеря  мы  пришли  на  следующий день. И начали  восходить, благо  с  этого  места  было - куда. Нашей группе  планировались: Ушба,  но малая, 2б; Чатын, но по За и Шхельда  восточная по 3б. У мастеров  и  подмастерьев маршру­ты  были, конечно, посложнее, на  ту  же  Ушбу, и  не  только  на  неё. Но, как  известно, человек  предполагает, а Господь располагает. На спуске с Южной Ушбы «по классике» улетел в  рантклюфт Вацек Ружевский. «По  дороге» он  несколько  раз стукнулся  о  борта  трещины и поэтому, когда  был  доставлен в  базовый  лагерь  и там  тихо  сидел, то  иногда как-то  странно  смотрел на  нас  и  невпопад  отве­чал.

Виктор о чем-то пошептался с начспасом и с напарниками и вместо оставшейся от плана Шхельды отправил нас под общим ру­ководством подполковника Добрынина в ущелье Квиш на Лакру (За) и Лейраг (3б). Причем, ВП ничего не сказал нам  о своих дальней­ших  планах. И мы ушли, но это уже  другая  история.

Из  неформальных (и  нештатных) событий  и  дел, которые  запом­нились  в  том  выходе, могут  представить  интерес те, которые прои­зошли либо  были  исполнены в  связи с  отсутствием женщин в  на­шем  боевом  коллективе.

Во-первых, дело о голубых  трикотажных  кальсонах, как  обязатель­ной для  ношения  в  базовом лагере  униформе.

Во-вторых, Положение о  новом виде  спорта с приложением  всесо­юзного классификатора от  3-его разряда до МС СССР  включительно и с правилами  проведения  соревнований преимущественно в  условиях длительного  пребывания в  высокогорье, в  труднодоступных местах и  при  отсутствии  женщин. Ведущий  и  основной  автор, а также разработчик - В.В. Ружевский (кодовое  имя «Ружьевский»). В  процессе  проведения 1-ых  в  истории  соревнований один  из участников, снедаемый чувством  здорового  честолюбия предложил в развитие этого  вида  спорта дополнить  его художественным  восп­роизведением своей фамилии не  ртом,  а другой  частью  тела и тут  же  продемонстрировал. Но поскольку  в его фамилии было много звонких согласных, то он и преуспел. Другие  не  стали спо­рить и  предложение  тем  самым  отпало.

Ну, а насчет кальсон, то  голубые  трикотажные  кальсоны  были толь­ко у  упомянутого Ружьевского, а  также у Жоры Кандинашвили. Поэто­му  после оглашения  приказа на  утреннем  построении возникла про­блема, поскольку при  отсутствии упомянутых кальсон запрещалось на­девать  какую-либо  другую одежду ниже  пояса. В том числе и  на­чальству. Выход  был  найден  с  помощью  наших докторов.

Кальсоновладельцам  был  подсыпан  в  вечерний чай ноксирон (снотворное) и когда они  утром  проснулись, то увидели  свои  предметы  одежды подвешен­ными  на  крючьях на  стене, примерно 4б к/тр. 

А  насчет  нового  вида  спорта? Это просто художественно исполняемый, многоканальный и желательно продолжительный  звук, который может издавать мужчина после  сытного  обеда. Следует  отметить, что ВП это  безобразие  не  пресекал, так же как и другие безобразия, а  просто  занимал позицию пассивную, но доброжелательную.

Закончилась  эпопея несколько  неожиданно  в  лесочке на  ближних подступах к Терсколу, когда мы  после  всех  приключений возвраща­лись  на  турбазу. Нас  остановил оглушительный  и  продолжительный женский вопль, а  затем вылетел  и  его  источник - Люся  Некрасова, вся  в  слезах и  в  истерике. Из нечленораздельных  причитаний мы все  таки  уяснили, что  она  каким-то образом и  неизвестно от кого получила  сведения о травме Вацека на  Ушбе. Причем эти сведения обросли ужасными  подробностями, в т.ч. мы  с  инте­ресом узнали, что  погибли  все (кроме  нас), что  она уже  давно пытается  организовать  масштабные  спасработы, но  всем на  все наплевать и т.д. А  затем вернулись  все и в  полном  порядке. Виктору, насколько  я  помню, тогда  никто не  сказал, как  его пытались  спасать, и может  быть, зря не сказали. Почему ? Ясно, почему.

Во  второй раз самое  тесное  взаимодействие с  Виктором Не­красовым  было в 1973  году, когда  мы  собрались на  пик Комакадемии, причем ВП выступал в  роли тренера-наблюдателя в группе  под  руководствами А.В. Гааса по  маршруту Эльчибекова - Пьянкова («золото» 1966 г.). Эта  эпопея  хорошо  запомнилась. Вот  несколько  эпизодов. 

В  сезоне 1973 г. нам  пришлось  добираться до  горы «огородами» по разным  причинам, в  т.ч. из-за погодных условий. Наш  маршрут:  Ош – Сары-Таш – Дараут Курган – Гарм – Джиргиталь (или наоборот – уже  не  помню) – Калай-Хумб – Ванч – ледник РГО – перевал Кашал-Аяк – метеостанция  на  леднике Федченко – пик Комакадемии (траверс) – ледник  Бивачный – метеостанция в урочище Ал­тын-Мазар – Дараут  Курган – Ош.

Ехали  на  нескольких  машинах и  везли  с собой  топливо. Личный состав – на двух ГАЗ 66, на  одну  из  которых меня Виктор  посадил старшим, а  водителем  был маленький, но шустрый солдатик. Первый маленький  эпизодик случился, когда  проезжали ходом Дараут Курган, а  я  попросился остановиться  у  столовой  на  5  минут и объяснил  причину. Просто  хотел  увидеть заведующего этой  столо­вой - Мухтара, поздороваться и  пожелать  ему  чего-нибудь хорошего. А хотел,  потому что  3  года  назад заходил  в  эту  столовую поз­дно  ночью в  поисках  ночлега вместе с  тренером  и  руководителем нашей  питерской  группы Артемом  Варжапетяном на  пути  к  пику Ленина.

Я  был  придан  в  эту  группу  Семеном  Михайловичем Кершем для оказания  посильной  помощи, в том числе для участия  в  забросках, и для  увеселения  коллектива. Но  на  гору  не  собирался, поскольку еще  не  вылечился после довольно  мощной  прошлогодней  травмы, до  спор­тивной  формы  был  весьма  далек  и  не  хотел  обременять собой товарищей по  сборам ВС. Ночь  была без  Луны, Мухтар  сидел  в  столовой  со  своими  собутыльниками, бородатыми, в  огромных  меховых  шапках, но  вроде бы без оружия. Все  пили водку, запивая  её  кумысом и  только  кумысом. Он был  зол на  все  и  всех, в  том  числе  на  тех, приезжих, которые сдуру  куда-то  лезут, там  погибают, портят  ему  жизнь и  вообще... Для начала  он  предложил Артему  убираться  обратно в  Питер. Когда  тот  отказался, потребовал  продать  ему женщин, которые  были в нашей  группе, в  том  числе Свету Вейзагер,  за 50  баранов  каждую. Когда  Тёма опять  воспротивился, Мухтар  отказался  предоставить нам место  для  ночлега и добавил, что  женщин  из  палаток он и так украдет. Затем, окончательно разозлившись. Мухтар  налил  стакан водки и  предложил  Артему  выпить. И  тут  наш  шеф, тоже  оконча­тельно, отказался. Возникла напряженная  тишина. Цейтнот. И  тогда я, который не  собирался на гору, представившись заместителем Артема, сказал, что  могу, если позволит  уважаемый  хозяин, выпить  этот стакан. Тот сказал, что  позволит, если я скажу,  как  его  зовут. Я  попросил  подс­казку. Хозяин спросил, - видел  ли  я  кино  про собаку? Я  взял  этот  чертов  стакан, подошел  к  нему  и  сказал, - Здрав­ствуй, Мухтар! А дальше все было хорошо, если не считать почему-то сразу  же слегка  подпорченных отношений с Артемом. Но тут-то я не пережи­вал. Мы  ночевали в  доме на большой кипе шикарных  ковров, дом этот  под  утро  мне  помогли  найти  по  указанию  Мухтара, ребя­та помогли  доехать  до базового  лагеря «Высотник» на  поляне Ачик-таш.

И на  гору я, в  конце концов,  тоже  взошел, и  последний анекдот рассказал на 7000 м, уже  после  вершины. Но  это  уже  другая ис­тория.

В  этот  раз, то есть в 1973  г., к сожалению, мы  с  Мухтаром не встретились - он уехал  в г. Ош за товаром, но  его  помощник долго меня  не  отпускал - боялся, что  Мухтар его  убьет, когда  вернется, за то, что отпустил  его  друга, которого  он  3  года  ждал. Выручил Вик­тор, который,  узнав  эту  историю, понял  все  правильно, меня  не  осу­дил (и даже, вроде, где-то  позавидовал), но  посоветовал меньше от­влекаться  от  главных  задач  экспедиции. Виктор, очевидно, не  сов­сем  понял, зачем я хотел  видеть Мухтара. Следующий  эпизод  случился, когда нашу  машину, уже  после  поворота к  перевалу  на Калаи-Хумб сбил местный  бензовоз, который  вел об­курившийся наркотиком  таджик, почему-то  очень  не  любивший русских. Нас  вынесло  за  кювет, кабина  врезалась в  здоровенный  сук кара­гача и  её снесло. Все, кто  сидел  в  кузове, попадали  на  пол, Виктор закрыл  собой Люсю, которая  сидела рядом, но  его самого за­цепило, а также  не  только  его. Игорь  Бандуровский сгоряча  бро­сился догонять этот  бензовоз и  требовал  на ходу, чтобы  ему дали автомат.

Потом мы  сидели  три дня  на  этом  месте, на  жаре, без  тени, в окружении  скорпионов, писали какие-то бумаги, как  свидетели и  по­терпевшие, ждали  наших  товарищей, которых  отвезли  в  ближайшую больницу и с грустью думали  о  том, как  все  закончилось не начавшись. Но когда  они  вернулись, оказалось, что  еще  не  все  по­теряно, травмы  незначительны и  можно  не  только  ехать  дальше, но  и  идти  на  гору. И мы поехали дальше…

Перед началом  спуска  на автомашинах с перевала нам рассказали, о  том, что это за  спуск к Пянджу: 14  серпантинов, перепад  2200 метров, 12 из  этих серпантинов нельзя  проходить ходом и  требуется  включать заднюю передачу. А мой шустрый  солдатик всячески  пытался опровергнуть это ограничение и упорно  шел  на  поворот даже  там, где  это  было невозможно. Например, где  на  скале  перед  очередным  поворотом ка­кой-то  безымянный водила  написал краской: «Здесь Леня Брежнев поехал  прямо». Мы  не долго ломали  голову – причем здесь Генсек КПСС? Оказалось, что среди шоферского народа был его тезка и однофамилец, а фрагменты улетевшего  в  пропасть бензовоза, который он вел до  этого  поворота, часто  попадались нам на  глаза при даль­нейшем  спуске.

Потом мы приехали в Ванч на  встречу  с  очередным  эпизодом. Ибо пресловутый  ледник  Медвежий опять  взбунтовался и  снес все  80 километров  дороги до поворота к тем  самым «Копям царя Соломона», где  добывают  самый  оптически  чистый хрусталь и  где с другой стороны заканчивается ледник РГО. А заодно  ледник  снес и  посел­ковый аэропорт, от  которого  осталась  только  арка. С  одной  сто­роны арки  было  написано «Хош омадед», а с другой «Рохи сафед». Вы, наверное, догадались, что  это означает приветствие встречаемых и пожелание доброго пути провожаемым. 

Виктор  задумался  всерьез. А мы  пока что с разрешения местных жителей временно  оккупировали роскошный  вишневый  садик, каждый облюбовал  персональное  вишневое  деревце, постелил  под  ним свой пуховичок и  начинал  завтрак  с  очень  спелых  вишенок. Периодически мы ходили  на  территорию  бывшего  аэропорта, которая теперь  годилась  только под  сортир, сопровождаемые дружественными пожеланиями «Рохи сафед», а  при  возвращении, соответственно – «Хош омадед». Правда, Володя Чепига (или Женя Жижин? - уже  забыл...) хо­дил  в  эти  каменные  дебри еще и как  рыболов  на  берег  реки Ванч и даже  кого-то  там  ловил.

Как-то  от  безделья и с  разрешения ВП мы решили  коллективно съесть банку  исландской  селедки из  запаса, который достали наши товарищи в Москве на  каком-то  складе. Ответственным  за  операцию открывания банок назначили Юру  Гаврикова. Во-первых, как  старшего по  воинскому  званию. А, во-вторых, ему  часто  в различных  группах поручали хозяйственные  функции. Юра  ткнул  в  крышку ножом. Раздался взрыв, но  не  очень  громкий, из  банки  вылетел абсолютно  черный  гейзер, затем он  стабилизиро­вался, образовал  черное облачко, которое  стало  расползаться  по всему  саду...

С  такой  вонью я, например, еще не встречался, даже  во  время войны. Это  была  сверхвонь. И мы, то  есть  весь  состав  сбора, сбежали за  пределы радиуса  поражения, естественно поручив убрать  ис­точник  заражения – Юре. Он, тоже  естественно, сначала  отказался, но после  сурового  приказа ВП вынужден  был  подчиниться. Правда, как ученый и  специалист из бывшей «Дзержинки», он предварительно рас­считал потребный путь и время для того чтобы добежать, схватить, доставить  к месту захоронения (по  ветру!) и  изолировать от  контакта  с атмосферой. И  при  этом не  дышать. А потом Виктор нашел  выход (с  экспедицией, а  не  с  банкой!). Он  за два  пуховых мешка договорился  с  вертолетчиками снача­ла  сделать заброску к метеостанции у  ледника Федченко, в том числе бочку, набитую  банками с  едой, а  затем, 2-ым рейсом, доставить нас к языку  ледника РГО.

Все  было  сделано  штатно, за  исключением  бочки. Нет, мы  её потом наш­ли, но  форма, которую  приняла  эта  бочка, а  также  находящиеся  в ней  банки не  поддавались  описанию с  помощью геометрических сим­волов и даже  высшей математики. А  Саша Демченко, когда  сумел от­вернуть крышку, засунул  руку  внутрь, затем с  трудом  её вытащил, задумчиво поглядел на  то, что «предстало его  взору» и  не  менее задумчиво сказал  одно  слово – «Сёрево»... Повезло  нам  с  зимовщиками  на метеостанции. Повезло по-человечески! И также потому, что их оставалось к тому времени только трое из семи положенных по штату, а продукты были выданы на весь состав. В чем нас наглядно  убедили  зимовщики в  процессе мини -  экскурсии по складу, размещенному между внешней и  внутренней стенами помещения станции. Кроме  того, у  них был большой  запас книг, преимущественно приключенческих  и детективов, а  также много фильмов на 16 мм пленке. Некоторые  из  них  мы  успели  посмотреть, уютно  расположившись на  спальниках в  кают-компании и  попивая венгерские компоты из  2-х литровых банок. А  потом мы вышли на гору, предварительно повесив 3 веревки для выхода на  контрфорс.

В  первые  дни  подъема при  каждом  сеансе связи с товарищами, которые оставались на  метеостанции, они обязательно в  конце сеан­са сообщали последние сведения  из  очередного  фильма, например:

– А Юзеф Шевчик невиновен. СК. 

На что  мы (рация  была у меня) пытались уведомить коллектив метеостанции о состоянии и разви­тии «стула» у  Виктора. Но он быстро  прекратил это  безобразие. А  потом нам стало  уже  не до  шуток. Через 9 дней мы спустились на ледник Бивачный по новому пути, который  возник  как-то  спонтанно согласно  утверждению Саши Демченко о том, что «все  ручейки  бегут  вниз и нам надо туда же». В  конце концов, проплутав среди  гигантских сераков ледника  мы вышли  на Пыльные ночевки, встретив  по  дороге Эдика Часова. Он наб­людал за питерской  группой,  которая  покоряла пик ОГПУ – этакую Пти Дрю в  масштабе 2:1.

Возникла  возможность  использовать их  вертолет до Алтын-Мазара, а пока  было  время, Виктор, а  также другие  кандидаты в  гималай­скую  сборную, решили  сгонять  на другой  борт ледника, чтобы заб­рать причитающиеся им  пайки. Особенно – арбузы (!). Лагерь  гималайцев  был почти  пустой, если  не  считать очень  красивой и  почти не одетой девушки, ослепительного  парня в  плавках, с  потрясающе загорелой фигурой, который носил  соответствующее  имя - Джон (фа­милию уже  забыл, вроде – Курицын) и маленькой  группы  пузатень­ких мужичков в  спортивных  костюмах с  гордой надписью - СССР. Они  пускали слюни, глядя  на девицу, и  очень  переживали, когда Джон  заходил к ней  в  гости, застегивал  вход  палатки, после чего она (палатка) начинала  трястись и  вибрировать, а заодно  и  пуза­тенькие мужички. По  нашему  мнению они относились к  тем, кого  назы­вают «компетентные товарищи».

К тому времени я потерял голос и очевидно поэтому, когда мы приземлились в Алтын-Мазаре. Виктор  запретил мне  выйти с  одним из  местных  жителей, который  был  сотрудником метеостанции в этом урочище, на поиск мумиё в ущелье Балянд-Киик. Как утверждал этот Абориген - мумиё  там  навалом и  ребята с Федченко подтверди­ли. Но  для ВП  главное  было, во-первых, здоровье всех  и  каждого в  группе, во-вторых, он догадывался еще  перед  выходом  на  гору, что у  меня не  все  в  порядке с этим делом, но  пытаюсь  скрыть, обузой вроде  бы  не был, но  чем  черт  не  шутит. Не  пустил. Потом  была 3-х дневная  игра  в  преферанс в Даут-Кургане, где ВП показал  себя как  азартный  игрок, а  я  подумал – как хорошо, что  у нас  было  мало  денег! Наконец, – финиш в Оше. Последний раз  мы  встречались тоже  в  Оше, а  затем  в  Алае в 1974 г. Но о тех днях  вспоминать  не  хочется, хотя забывать их нельзя - тогда погибла наша  женская  группа  на  пике Ленина. Было и  еще кое-что, но это все уже  сугубо личное.

Вот и  все… 

На  следующий год руководство альпинизма СССР (некоторые из них) освободило меня от  альпинизма. Горы, тем  не  менее, не  бросил. Москвичи, проживавшие в  Москве, как-то  дружно  поменяли адреса и телефоны. Виктор в Приэльбрусье (при мне, во  всяком случае) бо­льше не появлялся. Слухи, которые  до  нас доходили  из  Москвы, – не  радовали. И о том, что Виктор Павлович Некрасов умер 25 мая 1995 г. мы узнали тоже случайно, но это было не от бывших  то­варищей по  сборам ВС по  альпинизму.