|
Горовосходители Военмеха: школа
приключений
Ю. Ицкович
Стоит ли ходить в горы, как на будничную
работу, без романтического настроя? Может ли
существовать романтика без острых ощущений? Бывают ли
острые ощущения без приключений? Три отрицательных
ответа на эти вопросы составляют основу идеологии тех
людей, среди которых я жил и о которых хочу рассказать.
Мы встретились в конце 1950-х годов в
институте, в котором учились, - Ленинградском Военмехе.
Мы сблизились на основе общего стремления к
приключениям, перешедшего потом в увлечение горами.
Конечно, мы слышали что-то об альпинизме. Позже мы
кое-что узнали об альпинистах, учившихся в Военмехе до
нас.
Например, Ефим Молочников
 ,
который в 1940 м году поступил в институт, а с началом
Великой Отечественной войны добровольцем ушел на фронт.
В 1942 м году он попал в “мясорубку” в Крыму, где за 2 -
3 недели были уничтожены три наши армии. Он чудом
остался живым, переправившись в числе немногих через
Керченский пролив.
Два ордена “Красной звезды”, орден
“Отечественной войны 1 степени”, медаль “За оборону
Сталинграда” - с такими наградами вернулся он в Военмех
после войны и в 1947 году увлекся альпинизмом, стал
“Кандидатом в мастера спорта СССР”. В 2002 году ему
исполнилось 80 лет, и он продолжает работать! Завидная
судьба! Да хранит его Бог!
Большое впечатление на нас производили
рассказы старших друзей - туристов. Я помню трех
здоровых двухметровых парней: Юрия Толпегина, Бориса
Тимофеева и Андрея Голубева. Они втроем ходили в тайгу
на две - три недели зимой на лыжах без палатки. Ночевали
в лесу у костра в любые морозы. Их рассказы о жизни в
лесу, которую можно, мягко говоря, назвать лишенной
комфорта, привлекали с одной стороны духом приключений и
с другой - своей доступностью.
Иди на вокзал, покупай билет и через день
перед тобой беспредельное море приключений. Попробуй
выжить! К тому же лично мне очень импонировало их
серьезное отношение к учебе, к техническим проблемам,
решать которые нас обучали. Не случайно в дальнейшем А.
Голубев стал главным конструктором артиллерийских
установок в Свердловске, Б. Тимофеев - директором НИИ
“Поиск” в Ленинграде, а Ю.Толпегин - начальником отдела
в его институте и, кстати, руководителем моего
дипломного проекта.
Рядом с нами учились альпинисты - наши
ровесники: Олег Бабич, Эдуард Оше, Владимир Попов. Не
знаю точно судьбу Олега, а Эдуард и Владимир стали
впоследствии классными альпинистами, мастерами спорта,
чемпионами СССР и наши жизненные пути в дальнейшем не
раз пересекались. Но тогда в Военмехе мы все же были
довольно далеки друг от друга. У нас была своя компания
почитателей гор, компания чисто любительская. Мы в
отличие от альпинистов были далеки от профессионального
отношения к горам.
Сейчас, по прошествии более сорока лет я
понимаю, что нашу туристскую компанию сблизило тогда
общее восторженное отношение к горам. Иногда одной,
случайно оброненной фразы достаточно, чтобы понять, что
стоящий перед тобой человек - имеет родственную с тобой
душу. Так было и с нами.
Разными путями пришли мы в горы. Меня с
братом Владимиром в горы подтолкнули родители, купив нам
туристские путевки. Наид Кондрашев
втроем с Валентином Журавским и Анатолием Михальчуком
прошли небольшой поход по Крыму и заболели горами.
Анатолий
и Валентина Мельдеры пришли к нам из команды скалолазов
Бориса Кораблина. Андрей и Елена Сукачевы, Владимир
Мостофин и Геннадий Рожков, Сергей Малючков, все мы в
какой-то степени тянулись к тогдашним нашим лидерам:
Борису Андрееву, Юрию Воробьеву и другим. А можно
сказать и по-другому: мы встретились случайно и
договорились вместе сходить в горы.
И началось! В студенческие годы мы ходили
в походы дважды в год: в зимние и в летние каникулы.
Зимой ходили в Карелию, на Кольский полуостров, на
Приполярный Урал. Летом ездили на Кавказ, в Среднюю
Азию. После института, на производстве мы умудрялись
выкроить дополнительные мини отпуска в майские
праздники, и вообще использовать любую возможность для
поездки в горы. Благо, что в те времена доступность
транспорта, снаряжения, продуктов и других ресурсов
позволяла не задумываться особенно над финансовыми
проблемами.
 У
меня нет ни малейших сомнений, что нас влекли не только
горы. Что-то притягивало нас друг к другу. Нам было
хорошо вместе. Нам было особенно хорошо в горах. Видимо
вместе мы создавали какую то ауру вокруг себя, сквозь
которую горы виделись нам, как романтические застывшие
великаны, как средневековые замки, в которые надо
проникнуть, как место увлекательных приключений. И
каждый был готов на подвиг.
Мы были молоды и чертовски безграмотны в
горах. Мы читали книжки по технике альпинизма, и все
рекомендации проверяли на своем собственном опыте. И
каждый такой “собственный опыт” был небольшим, но ярким
приключением. Помню, как в Фанских горах Наид Кондрашев
и Сергей Малючков соревновались, кто лучше загорит за
время пребывания в горах. Приз в соревновании -
шампанское - за счет проигравшего в первом магазине
после гор.
Конечно, мы знали, что на снежных склонах
положено ходить в штормовых костюмах. Но когда так
ласково светит солнце и склон не опасен - выполаживается
метрах в тридцати внизу, а на кону стоит шампанское... В
общем, они шли в одних шортах. Не буду уточнять, кто из
них кому передал на какое то время свой ледоруб, кто
поскользнулся первым и сбил второго, но факт состоит в
том, что эти тридцать метров по фирну они проехали на
коленках и локтях и потом израсходовали практически весь
запас бинтов на врачевание ободранных до мяса
конечностей. Соревнование на лучший загар потеряло
смысл, но никогда больше никто не раздевался там, где
можно споткнуться или поскользнуться
Первый Советский покоритель Эвереста
Владимир Балыбердин как-то высказал мысль, что
переживания мастера гораздо бледнее, чем у начинающих
альпинистов, у которых намного больше романтического
восприятия гор, так называемых “острых ощущений”. Как он
был прав! Нельзя не согласиться с ним, что чем выше
квалификация, тем лучше чувствуем мы грань, которую
переходить нельзя. Мастер никогда не рискует, он все
знает наперед. Мастер получает наслаждение от другого,
от блестяще выполненной технической и тактической
работы, наслаждение от того, что ни разу не подвергал
себя опасности.
Наверное, много спортивных подвигов еще
совершил бы Владимир Балыбердин, не начнись в нашей
стране разруха конца 80-х годов! Перестройка стала
могилой для многих видов спорта и для некоторых
спортсменов. Он, сильнейший наш альпинист, вынужден был
бросить спорт и заняться частным извозом для того, чтобы
заработать на жизнь, прокормить семью. Он должен был
бороться с конкурентами совсем по другим правилам, чем с
силами природы, а вернее без всяких правил.
История его гибели покрыта тайной.
Многотонная шаланда переехала его легковушку поперек и
протащила несколько метров под своими колесами, а
милиция больше недели не могла опознать знаменитого
человека, хотя при нем были все документы. Как
говорится, вопросы остаются. И не факт, что борьба с
опасностями в горах страшнее, чем с конкурентами в
обыденной жизни. Вечная ему память! Он навсегда
останется в нашей памяти победителем неприступных
вершин, виртуозным участником рискованных приключений в
горах.
Приключения бывают разные. Для кого-то,
кто, как говорится, “в булочную на такси ездит”, дорога
от дома до работы в общественном транспорте кажется
приключением. А, например Рейнгольд Месснер не
успокоился, пока не совершил в одиночку восхождение на
Эверест без кислородного аппарата и без всякой
подстраховки. При этом ему потребовалось в самом начале
пути провалиться в ледниковую трещину, несколько часов
выбираться из, казалось бы, безнадежной ситуации, потом
еще три с половиной дня бежать вверх и вниз, непрерывно
думая о смерти, чтобы потом заявить, что второй раз
такого страха он не перенесет.
Если два перечисленных типа приключений
считать крайними точками воображаемой шкалы приключений,
то события и мои друзья, о которых я рассказываю,
находятся где-то в середине этой шкалы. Мы далеки от
сольных восхождений на труднейшие вершины планеты, и
даже от образа жизни и работы рядовых гидов -
профессионалов, но еще дальше от обыденности, лишенной
всяческого риска.
Чтобы не подвергаться опасности, не надо
ходить по горам в непогоду. Это азбучная истина. Но если
ты выбрался в горы на неделю в майские праздники? Не
ждать же у моря погоды...
Нам нужно пройти по направлению к Казбеку
по леднику Орцвери. Сплошной туман и холодно. Ледник
закрыт свежим, выпавшим вчера, снегом. Ориентироваться
можно с трудом, только по компасу и уклону ледника.
Больше ничего кругом не видно. Никто из нас раньше здесь
не был. О маршруте знаем только по книжкам.
В книжках рекомендуется идти по середине
ледника, там меньше трещин. Но как найти середину, если
не видно краев? Придется рискнуть. Мы связываемся по
трое на одну веревку и идем наугад. Будь, что будет!
Видимо для того, чтобы разнообразить наш
путь, на несколько минут рассеивается туман. И мы с
изумлением и некоторым испугом видим, что идем не совсем
по середине ледника. А если быть точнее, то практически
по рант клюфту вдоль левого (орографического) края
ледника. Справа в нескольких метрах - стена. Это значит,
что мы находимся в зоне трещин. Надо срочно выбираться
на середину. Мы поворачиваем влево. И в это время под
Владимиром Ицковичем, шедшим вторым в связке,
обламывается снежный мост. Он исчезает в трещине.
Подползаю к краю. Трещина расширяется
книзу, и закрепиться в ней негде. Владимир висит метрах
в семи от поверхности. Говорит с трудом, потому что
грудная обвязка сдавливает грудь, не дает дышать, да и
рюкзак килограммов на двадцать усугубляет положение.
Владимир время от времени теряет сознание.
Только, когда мы спускаем к нему
вспомогательную веревку с карабином и ему с трудом
удается перевесить на карабин свой рюкзак и ледоруб,
наступает некоторое облегчение. Владимир начинает
разговаривать. Мы все вместе тянем за веревку, и вот он
уже лежит животом на краю трещины. Отдышавшись, вылезает
из нее весь.
Пока мы копошились вокруг этой трещины и
веревок, прошло более получаса. Стоит сильный мороз, и
Владимир совсем окоченел. Пытаемся продолжить наш путь,
но ему никак не согреться. Возможно это не только от
мороза, а еще и от стресса, нервного потрясения. Быстро
ставим палатку, укладываем его в спальник, греем чай.
Да, не далеко мы ушли за этот день.
Против азбучных истин не поспоришь. В непогоду лучше не
гулять по горам, а сидеть дома на печке. Чтобы лучше
чувствовать себя подвешенным на веревке, к грудной
обвязке хорошо добавить еще беседку из ремней вокруг ног
- такой вывод мы сделаем для себя на будущее. Но вместе
с тем у нас появился бесценный опыт действий в подобных
ситуациях. В следующий раз (не приведи господь) мы на то
же самое потратим уже не более пятнадцати минут!
А что касается нервных потрясений, то к
ним надо привыкать. Помню, как вьюк с продуктами упал у
нас в горную реку на Памире. Наид Кондрашев стоял ниже
по течению и в момент, когда вьюк проносился мимо него,
прыгнул в реку, чтобы спасти груз. Секунд пять он держал
груз и боролся с течением. Потом его сорвало и понесло
вниз. Еще секунд через пять его выбросило грудью на
большой камень, где он остался лежать, пока ему не
помогли выбраться на берег.
Река эта на самом деле была очень
страшная. Метрах в ста от места происшествия она
обрывалась десяти метровым водопадом в пропасть, за
которой уже спасения нет. Наид после этого потрясения не
мог перешагнуть даже через небольшой ручеек. Только
через пару дней, когда успокоилась нервная система, он
смог снова адекватно реагировать на окружающую
действительность. Зато мы поняли, что с горными реками
лучше не шутить, они опаснее, чем кажутся на первый
взгляд. Их надо бояться.
Легендарный советский альпинист Виталий
Абалаков признался что ему не только знакомо чувство
страха, но он считает его необходимым индикатором
опасности, мобилизующим человека. Важно уметь держать
себя в руках, не дать страху перерасти в панику.
Знаменитый соло мореплаватель Ален Бомбар
в своей книге “За бортом по своей воле” приводит
статистику, свидетельствующую, что 90% гибнущих в
кораблекрушениях умирают, выбравшись уже из воды в
спасательные шлюпки, в первые три дня, когда
физиологические возможности организма к выживанию далеко
не исчерпаны. Обращаясь к погибшим, он говорит: “Жертвы
легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я
знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не
жажда. Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек,
вы умерли от страха и отчаяния...”
Не бояться страха, уметь держать его в
узде, уметь работать, несмотря на страх, - это
искусство, которому надо учиться. Это так же, как холод.
К нему, как говорил Руаль Амудсен, невозможно
привыкнуть, но можно научиться его переносить. И вообще
хватит о страхе. Кроме страха есть еще много других
источников острых ощущений.
Помню, как на больших высотах с тяжелыми
рюкзаками мы вдруг начинали опухать и переставали быть
похожими сами на себя. Потом дома знакомые врачи
объясняли нам, что это - декомпенсация сердечной
деятельности, и уверяли, что мы были близки к летальному
исходу. Конечно, мы плевали на эти предостережения,
потому что дома чувствовали себя прекрасно. Мы были
уверены, что на тот свет нам еще рано, и гордились своей
уверенностью. Я до сих пор так и не знаю, что это за
такое страшное явление, когда человек на большой высоте
с большими физическими нагрузками опухает, как
потомственный алкоголик.
А однажды весной мы столкнулись с
прободением язвы желудка нашего общего друга, да еще в
пути, в горах и на морозе. Не просто поставить такой
диагноз, но еще труднее признаться в этом себе,
окружающим и больному, когда до ближайшего человеческого
жилья - не меньше трех дней ходу. Потому что это - почти
наверняка перитонит, а там и смерть без шансов на
спасение. Мы и не признаемся. Мы кладем Владимира
Пронина на самодельные сани и катим вперед. Потом он с
трудом поднимается и идет сам. Потом валится в снег и
забывается, видимо отдыхает. И так четыре дня. Мы
стараемся не кормить его, поим ледниковой водой на
завтрак, обед и ужин и непрерывно движемся к цели - к
людям.
Когда на четвертый день мы прилетаем в
Ленинград и с аэродрома прямо едем в больницу, врачи не
верят нашим рассказам. Обычно больных с прободением язвы
желудка доставляют в больницу без сознания, а
четырехдневный перитонит с положительным исходом врачи
не помнят в своей практике. Мы начинаем понимать, что
стойкость человека на много выше, чем мы думали раньше,
особенно при соответствующем настрое.
Не хочу, чтобы у кого-нибудь сложилось
впечатление, что в горах у нас были одни неприятности.
Скорее наоборот. Мы отдыхали в горах. Отдыхали душой.
Сейчас в это трудно поверить, но в горах некоторые из
нас сочиняли стихи. На листах из блокнота мы выпускали
газету с последними событиями походной жизни и
комментариями к ним. “В страну небесных гор стремлюсь я
с давних пор Меня к себе манил далекий край Памир” -
писал Наид Кондрашев, и эти простые слова находили
отклик в наших сердцах. Сейчас, через сорок лет я с
волнением смотрю на старые фотографии. Вот в альплагере
Улутау
мы тренируем свой вестибулярный аппарат акробатическими
упражнениями...
....здесь в альплагере Дугоба
мы участвуем в церемонии посвящения новичков в
альпинисты...
 ...на
этой фотографии запечатлены соревнования по переноске
тяжестей...,
 ...а
здесь - победители скачек на ишаках.
Общее для всех фотографий -
нестандартность атмосферы, положительный эмоциональный
настрой.
После окончания Военмеха мы продолжаем
собираться и вместе ходить в горы во время очередных
отпусков. Чем дальше, тем сложнее и рискованнее
становятся наши приключения. Мы подучились в
альплагерях, потренировались на альпинистских сборах.
Иногда, наслушавшись рассказов о несчастных случаях,
родные и близкие заклинают нас бросить все это. Иногда
мы слушаем их и соглашаемся.
Но спокойная жизнь в уютных квартирах
кажется нам слишком пресной и не достойной того, чтобы
тратить на нее время. Мы читаем книжки о капитане Скотте
- покорителе Южного полюса. Мы бредим последними часами
его жизни. Это невероятно! Быть одному на целом
континенте! Вокруг только мертвые друзья. Обмороженные
пальцы с трудом удерживают карандаш. Он знает, что
помощи не будет, он - последний и осталось лишь
несколько часов до смерти. И наперекор судьбе он делает
все, что может быть полезным потомкам, пишет дневник,
просто живет. Наше воображение поражает стойкость и
мужество в неравной схватке с природой. Задремавший было
зов предков, искателей приключений, оживает в нас. Мы
снова собираемся в дорогу.
И вот настал момент, когда Андрей
Сукачев, наш главный организатор и руководитель многих
походов высказал мысль, что неплохо бы было пройти
какой-нибудь новый перевал и назвать его в честь родного
института Военмеха, который свел нас вместе.
В 1967 году мы решили осуществить это
намерение в Матчинском горном узле Памиро-Алая и
поискать короткий проход с ледника Ак-Терек на ледник
Кшемыш.
С Владимиром Мостофиным мы выехали в горы
на три дня раньше других, чтобы договориться с местными
джигитами о найме каравана ишаков для подброски наших
грузов к началу маршрута. Три дня мы живем в доме
киргиза - учителя местной школы, который вместе с семьей
своего старшего брата выращивает табак на продажу, чтобы
скопить деньги на выплату калыма за свою невесту, на
которой хочет жениться.
Три дня мы часами сидим на ковре в кругу
киргизов и ведем длинные разговоры с ними о караване,
пьем терпкий зеленый чай из одной пиалы по кругу. Чем
дольше мы сидим, тем дешевле становится караван, - таков
обычай. Переговоры время от времени прерываются
молитвами, из которых мы можем понять только часто
повторяющееся имя Абдарахман.
Иногда разговор переключается на
воспоминания о приключениях охотников в горах или о
встречах с путешественниками. Из этих воспоминаний мы
узнаем, что в прошлом году один русский тоже хотел
нанять караван, но зеленый чай с киргизами из одной
пиалы не пил, “...потому что очень боялся нашего
сифилиса...”. При этих словах Владимир даже немного
поперхнулся. Но бог миловал, и мы остались здоровы.
Зато на третий день, к приходу основной
группы, у нас готов караван ишаков по очень скромной
цене. Так высоко ценится в киргизских кишлаках уважение
к местным обычаям. А после этого еще два дня пути по
горным тропам с ишаками и вьюками, через горные реки по
шатким мостикам, когда главная задача - уберечь ишаков
от испуга. Мы привязываем ишакам к морде шоры, чтобы они
ничего не видели, кроме своих ног, и тянем их через
грохочущий водный поток по мосту.
Вот уж настоящие трудяги! Ишак весит
столько же, сколько и человек, а несет запросто 50
килограммов груза. Конечно, лошадь может нести и 100
килограммов, а верблюд - даже двести, но для лошади
нужна приличная дорога, а верблюд вообще лучше всего
идет по ровной степи, ведь он - корабль пустыни. Ишак же
идет со своим грузом почти наравне с человеком по осыпям
и бездорожью горных склонов. Он никогда не ложится на
землю, он всю жизнь проводит стоя на ногах, даже ночью
во время отдыха. Это действительно идеал трудолюбия.
И вот мы у реки, текущей из ледника
Ак-Терек. Короткая акклиматизация и мы начинаем разведку
возможных перевалов на ледник Кшемыш. Мы, конечно,
знаем, что в хребте, отделяющем нас от Кшемыша, есть не
сложный скальный перевал, ведущий в истоки ледника, но
нас интересует другое. Мы хотим подняться по Ак-Тереку и
перевалить сразу в среднюю часть ледника, сократив раза
в два длину пути, пусть даже за счет технической
сложности маршрута.
Когда Андрей Сукачев поставил перед
Анатолием Мельдером, Геннадием Рожковым, Владимиром
Ицковичем и мной задачу подняться в цирк ледника
Ак-Терек, найти там приемлемое понижение в гребне,
отделяющем цирк от Кшемыша, попытаться взойти на это
понижение и просмотреть путь вниз, мы прониклись
ответственностью.
Утром мы с энтузиазмом двинулись вверх,
преодолели сравнительно легко ледник Ак-Терек, выбрали
самую низкую седловину в гребне, взошли на нее и
заглянули за гребень. Возможно, мы еще недостаточно
опытны в оценке трудности маршрутов на взгляд сверху
вниз. Может быть у меня плохой глазомер, но перевал не
кажется непроходимым и даже сверхсложным. В начале
спуска - скальная стена метров на пятьдесят, выводящая в
ледовый кулуар примерно такой же длины. А потом -
постепенно выполаживающийся снежный склон до самого
ледника Кшемыш.
Ну, наверное, это перевал троечный,
возможно, даже 3Б (высшей) категории сложности, но
вполне проходимый. Решение напрашивается само: надо
пробовать спуститься в этом месте. Думаю, что морально
мы были не готовы ни к какому другому решению, так как
оно означало бы отступление, а отступать мы не умели.
Мы рискнули... и попались в ловушку.
Первые сто метров спуска мы оценили правильно
 ,
но когда кончился ледовый кулуар, снежный склон не
появился. Снежный склон оказался ледяной стеной примерно
километровой высоты.
Мы траверсируем стену до ее скального участка и уже в
сумерках находим полку размером метр на два, ставим
палатку и залезаем в нее (трехместную) все девять
человек, не снимая страховки.
Андрей проводит совещание: вернуться
следующим утром назад вверх или продолжать спуск. Но
одно дело спускаться со стены дюльфером по веревке и
совсем другое - лезть на нее с нижней страховкой. К тому
же неизвестно, хватит ли нам крючьев и другого
альпинистского железа на преодоление вверх тех примерно
двухсот метров высоты, которые мы успели сбросить в
первый день. Андрей принимает решение: утром продолжать
спуск, а сейчас выпить по десять граммов спирта, чтобы
согреться после мокрой ледяной работы в конце дня.
Никогда не думал, что десять граммов, помещающиеся в
винтовую крышку от фляги, могут свалить с ног. Вот что
значит физическая усталость.
Ночь спим сидя, притулив голову к спине
соседа. Утром снимаем перила, оставленные вчера в
сумерках на ледяной стене. Пришлось повозиться, потому
что за ночь веревки крепко вмерзли в лед. Да еще по
оплошности мы упустили вниз рюкзак с продуктами. Узел,
которым он был привязан к страховочной веревке, оказался
само развязывающимся. Чувствуется, что мы не привыкли
жить в такой тесноте. Хотя вокруг пространство ничем не
ограничено, кроме одной стены, по которой мы спускаемся,
но полочка уж больно мала. Ни шагу в сторону.
Наконец сборы закончены, и мы начинаем
спуск. Еще три с половиной дня мы будем висеть на
веревках, ни на минуту не снимая страховку. В те времена
мы еще не знали, что такое спусковые железяки. Их в
нашей стране тогда еще не было. И веревки тоже были в
дефиците. Думаю, что если бы у нас даже были бы
современные спусковые приспособления, мы не рискнули бы
портить ими наши драгоценные веревочки. Всю стену мы
преодолели дюльфером, натирая мозоли на плечах и
ягодицах.
Андрей поручил мне идти вниз первым. С
каждой очередной полочки - приступочки мы сбрасывали
привязанную веревку, я садился на нее дюльфером,
пристегивался к страховке и отправлялся в пропасть,
потому что почти никогда не было видно, куда попала
веревка. После нескольких первых веревок я освоился со
своей ролью и чувствовал себя достаточно комфортно,
когда ноги доставали до стены. Единственно, что меня
тревожило, это камни, которые, несмотря на осторожность,
иногда сыпались сверху.
Если же веревка попадала на отрицательный
уклон стены, и ноги не доставали до опоры, я, конечно,
нервничал. Когда, глядя вниз, я видел, что конец веревки
лежит на стене, то старался побыстрее проскочить
отрицательный отрезок, чтобы меня не стало крутить на
веревке. Однажды я, спустившись на половину веревки,
увидел, что конец веревки свободно болтается на
расстоянии около метра от стены. Тут я занервничал
всерьез. Одно дело - подтягиваться по тридцать раз на
перекладине и совсем другое - вылезти наверх по веревке
без помощи ног. Я был абсолютно уверен в себе, но не до
такой же степени!
Я осмотрелся и увидел метрах в пяти
справа от себя хорошие полки, пригодные для
перестегивания страховки. Но как туда попасть? Я начал
раскачиваться на веревке маятником, не зная, что из
этого выйдет. Слава богу, минут через пять этих качелей,
мне удалось зацепиться за скалу справа. Я забил крюк,
повесил карабин и пропустил через него веревку, а потом
спустился на вторую половину веревки до удобной полки.
Вторую ночь мы провели лучше, чем первую.
Палатки не ставили (не было места), но залезли в
спальники и полулежа хорошо подремали до утра. Основные
бытовые проблемы второго дня нашего спуска были связаны
с туалетом и водой. Туалетные проблемы были вызваны
наличием в нашей компании двух самоотверженных женщин:
Елены Сукачевой и Эмилии Шевченко и решали мы их путем
устных договоренностей о том, кому куда глядеть.
Проблемы с водой были сложнее. Дело в
том, что в рюкзаке, улетевшим вниз в первый день, были
почти все наши продукты. Мы тогда еще не знали азбучной
истины о том, что нельзя класть все яйца в одну корзину.
В результате у нас осталось практически только сушеное
подсоленное мясо. Это, конечно, на много лучше, чем
ничего, но очень хочется пить, а на стене воды нет.
Целый день мы мечтали о воде, и считали счастьем, если
на пути встречали мокрую скалу. Мы вылизывали ее досуха.
Только в конце дня мы позволили себе
небольшую экспедицию за водой, для чего траверсировали
стену метров на десять вправо от нашей полочки, где
текла тоненькая струйка талой воды. Операцию забора воды
блестяще выполнили Владимир Мостофин, Анатолий Мельдер и
Владимир Ицкович. Перед сном мы напились досыта.
Третий и четвертый день были похожи на
второй. Полка в конце третьего дня кажется нам особенно
удобной. Над ней нависает скала, создающая камнепадную
тень, и площадь около десяти квадратных метров позволяет
расположиться с удобствами на ночлег. Мы залезаем в
спальники без палаток и засыпаем мертвецким сном.
Я просыпаюсь от грохота. Летят камни. Не
более трех секунд понадобилось нам, чтобы выскочить из
спальников и прижаться к нависающей скале. Оказывается,
камни по стене летят не только вниз. Рикошетируя, они со
свистом проносятся мимо нас во всех направлениях: влево,
вправо и даже вверх. Несколько камней попадает в нашу
полку. Мы чувствуем себя, как при артобстреле, жмемся к
скале, пытаясь слиться со стеной, и стоим так минут
десять, пока камнепад не стихает.
Ужас, охвативший меня, да и всех нас,
невозможно описать. Это было похоже на смертный гром, на
божий гнев, в общем, на что-то сверхъестественное.
Камнепад на безопасной полке, да еще утром, когда все
сковано холодом, - так не бывает. Потом мы узнали, что
причиной камнепада явилось небольшое землетрясение в
районе, но это было потом.
А тогда весь четвертый день прошел очень
нервно. Кто знает, какие сюрпризы еще приготовила нам
стена? И именно в этот день один небольшой камень угодил
по голове Эмилии. Отделались легко, хотя крови было
достаточно, но и бинтов у нас тоже хватило. Мила
перенесла травму мужественно, несмотря на то, что голова
у нее иногда немного кружилась. Она по-прежнему шутила и
при каждом подходящем случае повторяла свою любимую
прибаутку: Вопрос об "спрыгнуть" быть не может, вопрос
стоит об "как бы слезть?".
На пятый день, когда я добрался до
снежника, безопасно спускающегося к леднику Кшемыш, я
отвязался от страховки, пробежал по снежному кулуару под
снежно-ледовый мост, с которого капала на меня вода -
живительная влага, и откуда была видна остальная группа,
еще работающая на стене, и закричал им во всю свою
глотку. Ребята! Здесь конец! Здесь безопасная крыша! И
что-то еще в этом же роде. Моему восторгу не было
предела, я радовался, как ребенок! После нервного
напряжения последних дней можно не думать о возможном
камнепаде. Это был праздник, праздник борьбы и победы.
Примерно через час мы все собрались на
ровной морене ледника Кшемыш, нашли под стеной
сорвавшийся со стены рюкзак с продуктами и устроили
настоящий, праздничный пир. Сейчас это кажется наивным,
но тогда мы думали, что родились вторично.
Перевал мы назвали именем Военмех. Снизу
он производил грандиозное впечатление. Стена высотой
около полутора километров казалась неприступной. Нам не
верилось, что мы только что по ней спустились. Дальше
поход прошел успешно и благополучно. Нам присудили
серебряные медали первенства Ленинграда, а перевал
Военмех много лет числился во всесоюзной классификации,
как перевал 3Б (высшей) категории сложности.
Никто, конечно, на него больше не пошел.
Все ходили по стандартному перевалу Кшемыш, путь по
которому длиннее, но быстрее и безопаснее. Но мы
счастливы, что нам привелось участвовать в прекрасном
приключении.
Прошло более сорока лет с тех пор, как мы
встретились в Военмехе. Мы кое-чему научились, все стали
кандидатами в мастера спорта, Андрей, Елена Сукачевы,
Сергей Малючков и я стали мастерами, причем про Сергея
можно сказать, что он выполнил мастерский норматив
многократно, пройдя беспрецедентную серию из
четырнадцати походов высшей сложности руководителем. Он
пересек центральный Памир с севера на юг по леднику
Федченко, центральный Тянь Шань с юга на север через
южный и северный Инылчек и озеро Мерцбахера. Трудно
найти горный район, в котором он не был.
Валентина Мельдер на профсоюзных
соревнованиях в 1968 году стала бронзовым призером
Ленинграда по скалолазанию, а Анатолий Мельдер тогда же
стал чемпионом. Через 35 лет навыки скалолаза
пригодились ему, когда к 300 летию Петербурга он
отремонтировал ангела на шпиле Петропавловской крепости.
Владимир Ицкович после восхождения на пик Коммунизма
(впервые во главе самодеятельной туристской группы) в
1977 году увлекся полиатлоном. Его высшее достижение -
второе место в мировом первенстве 2002 года в своей
возрастной группе.
Много рискованных приключений пережили мы
за свою жизнь, бывали под лавинами и камнепадами, падали
в пропасти и в горные реки. Господь хранил нас, хотя
порой мы были на границе разумного риска. Граница эта
для каждого своя. Как говорится, что позволено Юпитеру,
то не пристало червяку; Богу - богово, а кесарю -
кесарево; рожденный ползать летать не может и так далее.
Приключения всегда связаны с риском.
Эдмунд Хиллари, первый покоритель Эвереста, озаглавил
книгу о своей жизни словами: “Ничем не рискуя, ничего не
достигнешь”. Морис Эрцог, покоривший первый восьми
тысячник Аннапурну ценой страданий, боли, ампутации
пальцев, заявил в интервью телевидению, что если бы
начинал свою жизнь заново, то сделал бы то же самое.
Подвиги выдающихся покорителей горной
стихии совершаются, как правило, на грани выживания.
Иногда достаточно небольшого внешнего воздействия,
например, ухудшения погоды, чтобы перейти эту грань в
сторону смерти. Так погибли Ясуо Като зимой на Эвересте
и Наоми Уэмура на Мак-Кинли.
И в то же время легендарные герои гор
остались живы в казалось бы безнадежной ситуации. Герман
Буль после одиночного, отчаянного рывка на Нангапарбат
на спуске вынужден был сидеть ночью на скальной полке,
предельно измотанный, без пищи, воды, теплой одежды.
Можно считать, что ему повезло. Ночь была относительно
теплая, минус десять градусов. Он остался жив, хотя и
обморозился. Но я уверен, что это не просто везение. Это
промысел божий. Такие же “везения” случались и с другими
героями гор.
Кое-кто может назвать все это
авантюризмом, вкладывая в слово “авантюрист”
отрицательный смысл. Но первоначальный смысл его был
другой: “человек, идущий впереди”. Это слово в русском
языке появилось от английского слова “adventure”,
что означает “приключение”. В переводе с французского -
это человек, свободный от условностей. Поэтому можно
согласиться и на авантюризм, если кому-нибудь это
кажется более уместным. Не исключено, что правы те люди,
которые рассматривают всю жизнь, как одно очень длинное
приключение. Такие тоже есть.
Уже прошло время, когда мы активно
путешествовали в горах. Прошло время, когда мы водили в
горы наших детей. Михаил и Мария Сукачевы, сын моего
брата Алексей Беспальчиков, Алексей Мельдер, мои дети
Марья, Владимир, Павел и Дарья, - все они прошли горную
школу родителей. Помню, как Елена Сукачева воспитывала
моего двенадцатилетнего сына Владимира Баранова на
скальных занятиях. Когда он застревал и был на грани
срыва, она кричала: “Вовик, вспомни, кто твой отец! Ты
должен пролезть этот маршрут” Она - профессиональный
педагог, и знала, что делает.
Сейчас Владимир Баранов
- классный спортсмен, КМС по альпинизму и скалолазанию,
серебряный призер первенства России 2002 года за
первопрохождение северо-восточной стены вершины Сабля на
Урале. А в феврале 2003 года в компании с выдающимися
спортсменами: Валерием Шамало, Кириллом Корабельниковым
и другими они покорили неприступную стену Ак Кая в
Безенги. В 1986 году он закончил учебу в Военмехе и
достойно продолжает спортивные традиции института.
Когда вам под семьдесят, уже невозможно
соревноваться с молодыми. Но каждый год после летнего
сезона мы собираемся вместе, чтобы посмотреть друг на
друга, отчитаться по событиям прожитого года. В этот
день мы снова становимся молодыми. По-прежнему прекрасно
поет наши песни Геннадий Рожков, сочиняют стихи Наид
Кондрашев и Елена Сукачева. Анатолий и Валентина
Мельдеры выпускают газету, правда теперь уже с
использованием компьютерных технологий. Владимир
Мостофин рассказывает свои фантастические истории, а
Сергей Малючков делится планами продолжения своего
бесконечного сериала походов высшей категории сложности.
Все, как прежде. Мы вспоминаем свои прежние приключения
и ни о чем не жалеем. Мы готовы к новым приключениям.
Естественно, приключения случаются не
только в горах. В горах мы всегда были только
любителями, но и в своей профессиональной деятельности
мы жили не без приключений. Почти в любой сфере
человеческой деятельности попытки достичь более высокого
пика человеческих устремлений связаны с риском. Именно
они двигают человечество вперед к новым вершинам.
Спасибо Военмеху за прекрасную школу
приключений! |
